Алёшка Емельянов - Бесконечность

Селюсь я всё чаще под самою кровлей,

на верхнем, последнем, жилом этаже,

чтоб первым заметить цветную оглоблю,

не прячась, гулять и стоять в неглиже,

быстрей всех увидеть рассвет, оживленье,

узреть у заката финальный момент,

глядеть на все гнёзда, птенцов появленья,

взирать на раздельность всех облачных лент,

покой ощущать, уплывая в нирвану,

не слушать соседские топоты ног,

жить выше пороков, плебеев, обмана,

мечтать о высотах, где птицы и Бог,

смотреть на простор, неиспачканность неба,

не знать о пылинках, о рожах в тоске,

не ведать о лужах, о грязи и сцепах,

быть чище средь метров, на русском куске!

Отец, обнаживший наследника рода,

стыдит его хилость и малость яиц,

бесцельность и лень, молодую породу

среди подрастающих, выросших лиц,

в тиши наставляет мальчишку, потомка,

с детсадовских лет обрамляя, уча,

ведь всюду обидчики, твари, подонки,

живущие пьянствуя, хитро стуча.

Напором своим вразумляет сыночка,

напутствует крепким советом главы

и делится опытом, верою прочной

и пищей, устоями из головы.

Он учит давать обижающим, наглым

отпоры словесные, сдачу в лицо,

развиться всецело, не быть уже чахлым,

стать сильным, отважным и умным бойцом…

Порочные личности зырят, как крысы,

настырные морды таранят мой взор,

паскудники шастают кучками, кисло,

внося свою тупость, раздоры и вздор.

Пейзажи и грязь заражают, как чумка,

мою постаревшую плоть кобеля

и мажут суровыми красками думки,

и колют мыслишки, какие болят.

Повсюду галдящие губы и связки,

разлитая оттепель, кошек орда.

Удушливы дуги ремня, водолазки.

Высокая ширь тротуарного льда.

Машин номера – бесконечные числа.

Дюймовые ямы мешают ходьбе.

Шатаемый ветром и вихрями мыслей

я шествую снова к желанной тебе!

Зимой даже кактус цветёт умилённо.

Легко распускаю душевный цветок,

мгновенно уходят печаль, утомлённость,

когда тебя вижу в назначенный срок!

Наталии Воронцовой

Желаю книг, любви и ласки,

изведать страны, вкусы, страсть,

не знать боёв, брехни, опаски,

вкушать добро, тепло и сласть,

вершить дела и жить с семьёю,

не ведать бедности, нужды,

творить с любимой и родною,

не видеть бедствий и вражды,

вести беседы с лучшим другом,

учить российский свой язык,

вникать глазами, кожей, слухом,

не слышать слёзы, мат и рык,

трудиться, жить по гедонизму,

не быть в забвеньи и цепях

и не хочу в финале жизни

лежать и сраться под себя!

Наталии Воронцовой и Андрею Юхновцу

Татарский насмешник меня обозляет.

Плешивый служивший кичится умом.

Обритый сосед подхалимно вещает.

Ехидный купец поливает дерьмом.

Лысеющий пан лиховодит и шутит.

Косматый твердит про паскудную быль.

Чернявая падаль с бюджетами мутит.

Высокая сволочь ругает за пыль.

Родившая тычет за быт одинокий.

Любившая вдаль убежала давно.

Стареющий скоп всё складируют склоки.

Печальная пишет, что в мире темно.

Раскосый несёт ахинею и гадость.

Пузатый творит воровские дела.

Эфирная дикторша дарит лишь пакость.

Продажная ценник уже подняла.

Наивная дамочка вводит в унынье.

Нагорный бузит средь наценок и нош.

Соседний шумит днями раньше и ныне.

А я среди них замечательный ёж!

По мотивам книги

"

Исповедь якудзы

"

Дзюнъити Сага

Трущобные стоки – народные ямы

из гейш, неимущих, чудных, бедняков,

бараков из шифера, досок и хлама,

лачуг, где десятки старух, стариков,

домишек с детишками, злыми отцами,

семеек с гнильцою, нуждою нутра,

времянок с бродяжками и беглецами,

хозяек у старых корыт и ведра,

худющих лентяев в просаленных робах,

бедняжек и прачек с мозолями рук,

людишек, вещающих ругань и ропот,

кривых ампутантов с наличием мук,

болезней покровов, скелетов и мяса,

воров, отсидевших, изгаженных грёз,

расстриг в истончавших и выцветших рясах,

а я среди нищенства брошенный пёс.

Три года сражений не пахнут фурором!

Не будет триумфа, салюта, наград!

Вокруг только трупы, пожары и горы,

осколочный ужас – бушующий град.

В потерянном времени кровь и потери,