Один из столпов западноевропейской мысли И. Кант, размышлявший о границах человеческого познания, отмечал, что философия возможна только на родном языке. С. Н. Булгаков затем проиллюстрировал соображение Канта о роли родного языка, показав, что категориальный строй у Канта – это не более чем развернутый комментарий к немецкой грамматике [4] См.: Булгаков С. Н. Философия имени. YMCA-PRESS. Париж, 1956. С. 89–118.
. А сама идея о связи языка, мироотношения и мышления возникла в Германии в среде гумбольтианцев. Именно они указали на определяющую роль языка в философском творчестве. Эта идея в XX веке поддержана Сепиром и Уорфом, которые сформулировали гипотезу лингвистической относительности. В ней утверждается, что структуры языка определяют структуру мышления. «Сходные физические явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве или при соотносительности языковых систем» [5] Уорф Б. Л. Наука и языкознание (О двух ошибочных воззрениях на речь и мышление, характеризующих систему естественной логики, и о том, как слова и обычаи влияют на мышление) // Новое в лингвистике / сост., ред. и вступ. ст. В. А. Звегинцева. Вып. 1. М.: Изд-во Иностранной Литературы, 1960. 463 с.
.
Опираясь на эту гипотезу, можно предположить, что родной язык – это основание всякого мышления, в том числе и философского, то есть мышления, конструирующего предельные смыслы. Родной язык – это та данность, которая существует для каждого из нас изначально, и поэтому не требует специального понимания. Родной язык для нас просто есть, и он занимает особое привилегированное место в нашей жизни. Он всегда первый и единственный. Родной язык – это всегда выделенная точка языкового пространства, точка отсчета, которая определяет наши возможности мироотношения. И в таком мироотношении нет равенства языков. Мы видим мир таким, каким открывает его для нас наш родной язык. Поэтому, например, в России всех иностранцев, которые не владели русским языком, долгое время называли немыми, то есть немцами.
Приведем несколько примеров.
Откуда мы знаем, что космическое пространство не является чуждым и враждебным человеку? Эта интуиция содержится в слове «вселенная». Вселенная нас ждет – это место, куда можно вселиться. То есть мир за пределами Земли открыт для человека, и одно из предназначений человека – преодоление земного притяжения. Не исключено, что именно эта языковая интуиция русского слова «вселенная» и стала поводом для появления такого философского направления мысли в России, как русский космизм, а затем и космического его воплощения.
Когда люди задаются вопросом «куча – это сколько?», они не всегда знают, как ответить на этот вопрос. Этот вопрос для многих народов вообще не имеет ответа. А русский язык дает однозначный ответ. Для русского языка «куча» – это не просто много: это «много» конкретизировано грамматически. С точки зрения грамматики «много» в русском языке начинается не с трех или с десяти, а с пяти. Чтобы это установить, достаточно обратить внимание на то, что в русском языке есть два множественных числа: одно для обозначения немногого, а второе для обозначения много. И если мы считаем возраст (1 год, 2 года, 3 года, 4 года), то начиная с 5-ти мы наблюдаем изменение: годы уходят, и мы говорим, что 5 лет. Если мы так же считаем предметы (например, книги), наблюдаем такое же изменение: 2 книги, 3 книги, 4 книги, но 5 книг и т. д. По изменению окончания мы фиксируем второе множественное число.
Для русских людей синонимия слов «ворота» и «врата» достаточно условна, поскольку они обозначают несоизмеримые по смыслу объекты.
Подобных примеров о том, что язык высказывает нам определенные содержания, можно привести множество. И все они говорят о том, что русские видят мир несколько иначе, нежели французы или англичане. Народы посредством языка выстраивают разные миры, и размышления об этих мирах тоже оказываются разными, поскольку эти размышления всегда направляются родным языком. Наше познание в целом оказывается замкнуто в рамках возможностей родного языка. Но тогда любая претензия на универсальный или объективный взгляд на мир, любая идея об универсальных схемах познания и мышления оказываются перед вопросами: какой мир считать подлинным миром? Мыслить и думать – это одно и тоже? Что значит познавать?
Чтобы начать отвечать на эти вопросы, мы прежде всего (порой интуитивно) обращаемся к родному языку, и наша задача уловить те смыслы, которые уже содержатся в языке. Мы понимаем нечто лишь в той мере, в какой это уже было понято языком. И философское мышление только и может существовать в пространстве понятого родным языком. Только с этой погруженностью в родной язык философия обретает свои интуиции, и они овладевают философом до всякого мышления и познания.
Читать дальше