Антониу Тейшейра - Философия саудаде

Что касается скуки – это то, что мы чувствуем в отношении некоторых людей, которых «мы не любим» или которым завидуем, даже если это бывает в глубине души, «в тайной комнате нашего сердца», а также в отношении людей безблагодатных, бесцветных и безвкусных, если то, что они делают, нам безразлично или нас не возмущает или нам не вредит, потому что в противном случае мы уже ощущаем «гнев, отвращение или подавленность», а не только «скуку».

Саудаде отличается от всех этих чувств. Оно не производно ни от одного из них, ибо это «сердечное чувство», проистекающее из чувствительности, а не из разума и иногда заставляющее нас ощутить тоску или отвращение, а иногда происходящее из того, что радует человека, и воспоминание о чем может вызвать у нас удовольствие, а не сожаление; впрочем, бывает так, что к этому воспоминанию присоединяется такое отвращение, что испытывающий саудаде человек становится печальным. Из этого царственный автор делает заключение, что саудаде – это чувство, которое сердце испытывает, будучи разлученным с неким человеком или людьми, к которым оно привязано, которых любит или которых надеется вскоре встретить, а также – от тоски по временам и местам, «где отдыхало в упоении».

Поскольку оно порождается привязанностью, а не разумом или здравым смыслом, саудаде может вызвать как радость, так и отвращение или печаль, смотря по тому, преобладает ли в нем воспоминание или желание. Следовательно, саудаде – это чувство одиночества, производное от исчезновения или отсутствия людей, мест или вещей, которые мы любим, о которых помним и которых желаем вновь встретить или к которым хотим вернуться. Однако Дон Дуарте указывает, что воспоминание или желание, связанные с саудаде, должны рассматриваться в связи с христианской этикой и ее учением о спасении.

Тонкий анализ, которому король-философ подвергает чувство саудаде, позволяет ему, таким образом, заключить, что фундаментальные составные части саудаде – это воспоминание и желание, и обратить внимание на решающую роль, которую в его генезисе играют как любовь, так и отсутствие, а также на глубокие взаимоотношения между саудаде и временем. Эти заключения не закрывают тему, хотя в последующих размышлениях, даже когда они доходят до метафизического измерения или измерения теодицеи, чувствуется этическая проблематика Дона Дуарте.

Заключения анализа чувства саудаде, предпринятого Доном Дуарте в Верном Советнике словно бы синтезируются в начале XVII века Дуарте Нунешем де Леаном (1530?–1608) в XXI главе его Происхождения португальского языка (1606).

В этом сочинении писатель-эрудит не только соглашается с тем, что ни в одном другом языке нет слова, которое могло бы выразить саудаде, как это делает португальский язык, но и определяет его как «воспоминание о чем-то с желанием этого чего-то», замечая, что саудаде относится не только к человеку, но и к вещам неодушевленным, «потому что мы испытываем саудаде при виде земли, где мы родились, или выросли, или пребывали в состоянии наслаждения и процветания».

Полвека спустя, философски рассматривая саудаде, Дон Франсишку Мануэл де Мелу также оттолкнется от анализа чувств, предлагая сделать то, что он называет «анатомией аффекта», в основании которого найдет любовь и отсутствие в качестве «родителей саудаде», как говорил и Дон Дуарте.

Поскольку португалец слывет среди других народов влюбленным и предпринимает «долгие путешествия», то понятно, что португальцам присуще это чувство и слово, его выражающее.

В своей характеристике саудаде Дон Франсишку Мануэл де Мелу начинает с того, что это «нежная страсть души, настолько тонкая, что ее бывает трудно уловить, и оставляющая нам неразличимую боль удовлетворения», «зло, которое нравится, и добро, вызывающее страдания» (это повторит Гарретт, подчеркнув, однако, только отрицательную сторону саудаде). «И тонкий дым от любовного огня, который поддерживает любое долгое отсутствие».

Из этого анализа чувства саудаде Дон Франсишку Мануэл де Мелу делает важные выводы метафизического характера, заключая, с одной стороны, что оно «является частью естественного желания единения любящих и подобных предметов» или «отсутствия, происходящего от разделения этих предметов», или, с другой стороны, это исключительный атрибут разумных существ и законное свидетельство бессмертия человеческого духа, представляющее собой молчаливое, но необходимое доказательство того, что за пределами человека есть что-то более совершенное, чем он сам, и желающее с ним соединиться.