Антониу Тейшейра - Философия саудаде

Последняя группа вопросов может формулироваться следующим образом: есть ли у саудаде тот смысл, который сводится к теодицеи? Какой оригинальный вклад может оно внести в решение проблемы зла, проблемы свободы и проблемы личного бессмертия?

Как было указано выше, первая из двух основных линий, следовавших за философской рефлексией о саудаде, началась, в третьей декаде XV века в книге Верный советник Дона Дуарте (1391–1438), а вторая была впервые выражена более чем два столетия спустя в книге Любовная эпанафора Дона Франсишку Мануэла де Мелу (1608–1666), и этих двух мыслителей можно считать истинными основоположниками философии саудаде.

Это произошло и с другими португальскими произведениями, посвященными философской медитации, такими как История будущего, Размышления о человеческом тщеславии или Радость, боль и благодать. Верный советник также был поздно признан как философский труд, после того как его долго отодвигали в область просто литературы, как будто великим философским книгам запрещено быть также замечательными литературными произведениями.

В случае с шедевром короля Дона Дуарте это позднее признание его труда как философского сочинения еще не преодолело непонимания его внутреннего систематизма.

Ложное убеждение, которое недвусмысленно опровергает история философии, сводится к тому, что она представляет собой литературный род, наряду с лирикой, эпосом и драмой, или жанр, как рассказ, новелла или роман. Оно привело многих к признанию, что настоящими философскими трудами являются духовные автобиографии, такие как Исповедь святого Августина, или Речь о методе Декарта, и отрицанию духовно автобиографического характера Верного советника. При этом игнорируется тот факт, что эта книга является не только первым философским трудом, написанным на неолатинском языке, как и тот факт, что она придала автономию португальскому языку, зафиксировав нашу философскую лексику и определив собой строгий склад ума и новый духовный профиль, дав набросок теории, которую автор назвал «сердечным знанием», позволившим ему философски рассмотреть чувство саудаде и понять его сентиментальную и национальную специфику.

Это уникальное произведение нашего средневекового мышления носит характер эссе; в нем рассматриваются темы, не только усвоенные «благодаря изучению книг или наставлениям ученых» и изложенные в соответствии с логическими схемами схоластических трактатов, но и связанные с личными размышлениями автора, основанные на его личном опыте и тонком и подробном анализе его чувств. Уникальность произведения второго монарха Ависской династии, которое, на первый взгляд, является неупорядоченным и несистематическим и отражает глубокое единство мысли, внутреннюю последовательность и проникновенный и сокровенный систематизм, заключается в том, что перед нами – уникальный трактат по антропологии и психологии, в котором требования трезвого разума показаны в гармонии с «сердечным знанием», лежащим в основе теории страстей, грехов и добродетелей. Представлена здесь и этика верности, задуманная прежде всего «для сеньоров и людей из их домов». Естественное дополнение Верного советника – это книга Искусство хорошо держаться в седле , как это показал ее самый умный и понимающий читатель [2] Afonso Botelho. De saudade ao saudosismo. Lisboa, ICALP, 1990, p. 25–106; D. Duarte . Lisboa, Verbo, 1991, и Tres mestres do conhecimento. Lisboa, Instituto de Filosofia Luso-Brasileira , 1993, pp. 69–82. .

Король-философ, как и многие другие мыслители после него, думал, что саудаде – сугубо португальское слово, не имеющее эквивалентов в латыни или других языках.

Поскольку для Дона Дуарте саудаде – это чувство, самое адекватное средство для его познания – не абстрактное рассуждение, а самоанализ, который должен начаться с выяснения, чем это чувство отличается от других, близких к нему, таких как печаль, отвращение, подавленность, недовольство или скука. Этой задаче посвящена вся XXV глава Верного советника.

Так, мудрый монарх считал, что в то время как печаль поглощает полностью и постоянно сердце, которое от нее страдает, не давая ему думать о другом или отвлечься от того, что эту печаль вызывает, отвращение уже не является ни столь преобладающим и глубоким, ни таким продолжительным, ибо бывает, что «день проходит» и те, кто его испытывал, «уже смеются, разговаривают и свободно мыслят о том, что им приятно». В свою очередь, подавленность – чувство еще менее интенсивное, чем отвращение, ибо «не раздражает нас настолько, как отвращение, и мы меньше впадаем в печаль или гнев, но просто чувствуем в сердце тяжесть, и таково наше чувство». Что касается чувства недовольства, то оно еще более легко или поверхностно, так как обо «всем, что делается» и нас не радует, «мы можем сказать, что мы этим недовольны, хотя иногда это настолько легкое чувство, что мы это едва замечаем».