Антониу Тейшейра - Философия саудаде

Первая из этих линий сосредоточивается на психологическом плане, исследуя феноменологию чувства саудаде и составные части сознания, исполненного этого чувства, стремясь определить оригинальность или португальскую или лузо-галисийскую специфику саудаде и наметить то, что его отличает от аналогичных или близких чувств, таких как германский Senhstuck , румынский Dor , каталонский anyo - ranza , галисийская morrina , а также ностальгия, надежда, тоска или печаль.

Со своей стороны, вторая линия, не игнорируя психологический корень саудаде и чувства тоски, стремится исследовать его в мифологическом или онтологическом плане, следуя тремя разными, но взаимодополняющими и пересекающимися путями. Так, некоторые галисийские мыслители, особенно Рамон Пинейро, вдохновляясь философией экзистенциализма, стремятся доказать, что на саудаде основывается антропология или теория сущности человека, являющаяся базой онтологии.

Вторая группа мыслителей, в которой выделяются Тейшейра де Пашкуайш и Даниэль Кортезон, включает саудаде в более широкое и поглощающее космическое видение, явно склонное к пантеизму, постулирующее основное единство Существа и поэтому отказывающееся от свойственного Пинейро понимания саудаде как чувства без его объекта или чувства онтологического одиночества человека, в той мере, в какой это подразумевает онтологическое расщепление или двойственность.

Наконец, третье течение, которое можно различить или выделить в саудосизме метафизического плана, представлено такими мыслителями, как Дон Франсишку Мануэл, Леонарду Куимбра, Антониу де Магальяйнш, Жозе Мариньу, Афонсу Бутельу, Торрес Кейруга, Далила Перейра да Кошта или Пиняранда Гомеш, которые, придя к этому не всегда совпадающими путями и в прямой или опосредованной ссылке на иудео-христианскую традицию, склоняются к теологической интерпретации саудаде или «божественного саудаде», о котором говорил брат Агуштиньу да Круж, к реальному или символическому «возвращению в Рай» («Саудаде – это воспоминание о Родине с желанием к ней вернуться» – Леонарду Куимбра), когда время уничтожается или трансформируется; но бессмертие не означает потери личной индивидуальности.

Если мы захотим предпринять экскурс в историческую перспективу и попытаемся сформулировать философскую проблематику, связанную с саудаде, мы должны будем выделить в ней две большие группы проблем: те, что относятся к его феноменологии и тому, как она проявляется в сознании, проникнутом саудаде; и те, что относятся к его онтолого-метафизическому смыслу.

Первый узел вопросов, над которыми первым задумался и на которые попытался ответить Дон Дуарте в своем тонком анализе чувства саудаде, стал в новое время предметом систематических размышлений Жуакина де Карвалью и Силвиу Лимы в дискуссии, не всегда приводящей к ответу, но открывающей перспективы прояснения и ведущей нас к углублению и разъяснению вопроса.

Таким образом, в перспективе, концентрирующейся вокруг анализа сознания, проникнутого саудаде, надо начать с ответа на следующие вопросы: как сопрягаются в саудаде память и желание? Какова связь, если она есть, между саудаде и воспоминанием Платона, к которому апеллировали такие мыслители, как Дон Франсишку Мануэл де Мелу, и которому, кажется, и Тейшейра де Пашкуайш придавал решающее значение? Они идентичны и аналогичны, как считал Антониу Рибейру, или же, наоборот, речь идет о различных сущностях, как полагали Жуакин де Карвалью и Антониу де Магальяйнш? Первый заметил, что воспоминание ставит нас перед миром безличным, миром объективных идей и форм, которым безразлично, знаем ли и чувствуем мы их или нет. Таким образом они имеют универсальную ценность, в то время как предметы саудаде являются чем-то личным и живым, реальным и не в полную меру концептуальным или когнитивным, всегда подразумевающим воспроизведение какой-то потерянной вещи или ситуации, или какого-то исчезнувшего или отсутствующего человека. Второй заметил, что саудаде, которое спонтанно переживает духовное существо, – это чувство неопределенное и недифференцированное, которое не может пониматься и выражаться как универсальное воспоминание о полноте.

Если мы сейчас зададим себе вопрос о составных частях сознания, проникнутого саудаде, то задумаемся, как говорил Жуакин де Карвалью, ограничиваются ли они субъективным существом или личным «я», данными существами или ситуациями, рассматриваемыми как реальные, и коррелятом личного «я» с такими существами или ситуациями, ограничиваясь, таким образом, конфронтацией между нынешним восприятием и обращением к ретроспективе, или наоборот, как полагал Силвиу Лима, саудаде подразумевает временную двухмерность, – потому что оно есть жизненное отношение дезадаптации к настоящему и одновременно явное обращение к прошлому, ибо намеренное обращение к предмету и возвращение к прошлому представляет также фазу ожидания или надежды.