Андрей Ефремов - Пишу

В наше время, что на самом деле означают слова «розовые» и «голубые» даже дети знают. Поэтому, если приличным человеком упоминается, к примеру, издревле благородная родословная, то приходится как-то дистанцироваться от пресловутых «голубых»: – «Я, видите-ли, голубых кровей!.. В хорошем смысле этого слова»!

В конце 80-х, в одной из школ, я как-то во время занятий в техническом кружке учащимся младших классов на живом примере объяснял принцип ремонта электрического утюга. Присутствовала молоденькая учительница. И, объясняя технику безопасности, я без задней мысли сказал: – «…Очень осторожно, а то как трахнет током»! Пацаны покатились со смеху: производные от слова «трахнет» только входили в речевой оборот, и я этого толком еще не уразумел. В моем специализированном кругу если что-то и «трахало» или «шарахало» – так это только током. Мы с учительницей сделали вид, что не поняли причину смеха. Дети быстро угомонились.

Однажды у моряка выяснял – как они ругаются «палубной бранью». Я в шутку предположил так: мореход выходит на палубу, выбирает место, где встать, с эффектным ракурсом на фоне моря и неба, дует в некий боцманский свисток, сотрясает кулаком, и грозно кричит: «Бом-штаг-брам-грот-стеньга-фок-штепсель! Стерлядь!…». Моряк долго смеялся, но ничего не сказал.

От этого же моряка так же узнал, что означает жаргонное слово «задрайка» – запорный механизм двери каюты. Был опубликован рассказ с этим названием. Кстати, еще в 80-х годах я неосторожно назвал огромный прогулочный шведский теплоход класса река-море «кораблем». Капитан меня гордо поправил: – «Не корабль, а судно». Запомнил одну его команду: – «Внимание, команде! Баковым на бак, ютовым на ют! Приготовиться к швартовке»! – Такие тонкости тоже нужно знать при описании речного и морского быта.

Перейдем к понятию «новость», и разберем ее в плоскости литературной писательской работы.

Отсутствие в наше время литературной цензуры дало свои плоды: в современную прозу хлынул поток нецензурных выражений. Надо признать – первопроходцем в этом «новшестве» было официальное российское телевидение времен перестройки, когда цвет советской интеллигенции: популярные и уважаемые (чаще с животиком) артисты вдруг заговорили с экранов матом – это было как бы милой такой «изюминкой» в их высокопарных рассуждениях о политике и жизни. «Изюминку» народ поначалу прощал: «они, артисты, любимые, им все прощается».

Мат с экранов телевидения, в кино, в прозе – в то время было «новостью» для зрителя и читателя. Телезрители буквально прилипали к экрану во время показа таких программ. Но сейчас, видно, люди на подобные выходки популярных лиц уже смотрят косо. И эти личности тоже поняли, что времена изменились, матом уже никого не увидишь, и популярности себе не прибавишь. Творческие личности пошли дальше: перенесли порнографию на театральные подмостки. Но речь не о театре.

Ранее густой русский мат проклевывался на неофициальном уровне на самиздатовских машинописных или рукописных листках: поэзия Пушкина, проза Толстого, тюремная проза, и др. Признаюсь, в мою бытность даже в среде школьников распространялись подобные рукописи.

Понятие «новость» – которое я хочу здесь раскрыть, это не новостная программа радио, телевидения, или заметка в газете. Это нечто необычное. «Новость» – это что-то новое, но достоверное, но до сего времени неизвестное: свежая информация, стиль письма, грязная проза темных проулков и нечистых двориков, барахло под кроватью проститутки, отвлеченные мысли американского солдата насилующего пленную вьетнамку, выброшенная консервная банка с калом из наполненного грязью фашистского окопа, густой пар в бане депутата, и его мимолетная фраза гостям по отношению к народу: «Они рабы»! Чечня, Афганистан – уходящие из памяти народа. Солженицын. Такие «новости» вызывали интерес и любопытство.

Понятие «новость» – это еще и нечто прекрасное, ослепительно красивое, непознанное и интересное: то, что зритель или читатель до сих пор не читал и не видел. Как в свое время фурор произвели книги и телевизионные программы принявшего мученическую смерть священника Александра Мень. И в такую «новость» хочется погрузиться с головой и насладиться той, описанной писателем, жизнью.

Мне было шесть лет, когда в СССР «новостью» прогремел фильм «Неуловимые мстители». Старшие братья однажды взяли меня с собой в кинотеатр «Лена», где сами прошмыгнули «зайцами», а меня все-таки контролерша ухватила за шкирку. Со временем последовали «Снова неуловимые» и «Корона российской империи». В компаниях пацанов фильмы пересказывали, цитировали фразы. Не видевшие эти фильмы завидовали смотревшим.