Коллектив авторов - Аристотель. Идеи и интерпретации

Весьма показательна позиция Апполония по вопросу о вправлении тазовой кости. Он не говорит о собственном успешном опыте и не полемизирует с Гегетором по существу, он просто обращает внимание на ошибочность вывода Гегетора, который не соответствует наблюдаемым результатам: тазовую кость иногда удается вправить. Более того, он указывает на то, что этот вопрос обсуждался и Гиппократом и что подобное обсуждение было бы абсурдным, если бы Гиппократ не знал из собственного опыта о том, что тазовую кость можно успешно вправить. Это яркий пример логики эмпириков, обращавших внимание на практический опыт своих коллег, который можно было бы использовать для подтверждения истинности утверждения, и при этом достаточно гибких в восприятии методологии своих оппонентов. Видимо, интеллектуальный облик представителей школы эмпириков менялся со временем. М. Фреде считает, что «даже во времена Сорана эмпирики были склонны отрицать положительную роль разума или теории. Но когда мы обращаемся к Менодоту и Феодосию, то видим, что в середине II в. ситуация значительно меняется. Так, например, Гален сообщает, что Менодот, как и Гераклид, не отрицает значение разума» [29, р. 94–95]. Это свидетельствует в пользу нашего предположения о значительном разбросе мнений по конкретным вопросам среди врачей-эмпириков — их доктрина была столь же гибкой, сколь разнообразным бывает практический опыт врача. Однако важнейшим, почти не исследованным в историографии вопросом является натурфилософская основа их взглядов. Повторим: они были образованными людьми своего времени, и нам не следует подозревать их в невежественном упорстве.

В ходе дальнейшего изложения мы, впервые в отечественной историографии, попытаемся проанализировать особенности представлений о медицинской теории и практике, присущие наиболее известным врачам эпохи «после Герофила».

Видной фигурой в постгерофиловской истории медицины является Бакхий, уроженец Беотийского города Танагры, учившийся и сделавший карьеру в Александрии. Считается, что он жил в 275–200 гг. до н. э., расцвет его творчества пришелся на правление Птолемея III Эвергета (246–221 гг. до н. э.) и Птолемея IV Филопатора (221–205 гг. до н. э.). Важнейшим произведением Бакхия был состоявший из трех книг «Лексикон», представлявший собой комментарии к Гиппократу, составленные с учетом собственного клинического опыта. Г. фон Штаден указывает на упоминание имени Бакхия в более чем шестидесяти античных текстах [42, р. 486]. Медицинские интересы Бакхия касались теории пульса, общей патологии и фармакологии. Важным историческим свидетельством считается его доксографический труд «Воспоминания о Герофиле и членах его дома». Бакхий последовательно (по мере встречаемости в тексте) анализирует ключевые понятия «Корпуса Гиппократа» в отличие от позднейшей работы Эпикла Критского, который в своем «Лексиконе» расставил термины, использованные Гиппократом, в алфавитном порядке. В первой книге содержатся разъяснения понятий из трактатов Гиппократа «Прогностика», «О священной болезни», «О суставах», «О рычаге, или о вправлении суставов» и «Эпидемии I и VI», во второй объясняются слова, используемые Гиппократом в трактатах «Прогностика», «О суставах», «О рычаге, или о вправлении суставов», «О диете при острых болезнях» и «Эпидемии II». Третья книга представляет собой глоссарий к текстам «О природе костей», «О переломах», «О суставах», «О врачебном кабинете», «О местах в человеке» и «Эпидемии V» [42, p. 486–488].

Письменное наследие Бакхия достаточно хорошо исследовано, не будем подробно на нем останавливаться, сошлемся лишь на соответствующий фрагмент книги Г. фон Штадена «Герофил» [42, p. 484–495]. Дело в том, что большинство этих исследований не представляют существенной важности для данной статьи, так как внимание в них сконцентрировано на изучении работ Бакхия с филологической и общефилософской точек зрения. Анализ лексикографических работ врачей Античности, посвященных Гиппократу, является по сути продолжением исследований самого «Корпуса Гиппократа», проводившихся ранее [17, 28, 32, 40, 43]. К сожалению, глоссарии, эпика и диалектика, осознание морфологического или семантического богатства тех или иных текстов не помогут нам решить главную задачу исследования — разобраться с гносеологической сущностью взглядов тех или иных медицинских школ на диагностику и лечение заболеваний.

Важнейшим (по значимости его собственных работ) последователем Герофила принято считать ранее упомянутого нами Андрея Александрийского [683]. Выдающийся литератор Эратосфен (275–194 г. до н. э.) писал об Андрее как о своем современнике и называл его «литературным Эгисфом». Существует также свидетельство врача Серапиона, признаваемого в историографии одним из основателей школы эмпириков, писавшего об Андрее как о своем старшем современнике. Это позволяет Г. фон Штадену датировать рождение Андрея Александрийского семидесятыми годами III в. до н. э. Считается, что отца Андрея Александрийского звали Хрисарей и он происходил из города Кариста, расположенного на острове Эвбея. Эта реконструкция Г. фон Штадена кажется нам довольно важной, так как позволяет соотнести упоминаемые в источниках прозвища «Андрей из Кариста», «Андрей — сын Хрисарея» и «Андрей — последователь Герофила» (таких упоминаний около пятидесяти), с Андреем Александрийским — придворным врачом Птолемея IV. Таким образом, исходя из частоты упоминаний в источниках, нам становится яснее исторический масштаб фигуры Андрея. Считается, что Андреем Александрийским были написаны значительное по объему сочинение о лекарствах и косметических средствах под названием «Шкатулка», историко-медицинские работы «О генеалогии врачей» и «О ложных верованиях», трактат «О ядовитых животных», посвященный проблеме ядов и антидотов, а также сочинения, затрагивавшие практические вопросы акушерства. Гераклид Тарентский упоминает о заслуживающих, по его мнению, доверия комментариях Андрея к трудам Гиппократа (можно предположить, что они были частью трактата «О генеалогии врачей»). Одобрение работ Андрея известными представителями школы эмпириков — Гераклидом и Серапионом, на наш взгляд, имеет важное значение для исторической реконструкции медицины эпохи эллинизма. По-видимому, труды Андрея Александрийского многое значили в традиции античной медицины: о нем положительно отзывается Цельс, на него многократно ссылается Плиний Старший в своей «Естественной истории», его упоминают Соран и Афиней. Более того, о нем вполне доброжелательно отзывается Гален, и даже известный христианский апологет Тертуллиан. В трудах Орибасия (IV в.) содержится описание технических устройств, предложенных Андреем для вправления вывихнутых конечностей [2, 5, 11, 16]. Следующей интересной фигурой в истории александрийской медицины является Каллимах. Г. фон Штаден называет его примером продолжателя основных идей школы Герофила [42, р. 481]. Каллимах уделял значительное внимание изучению симптомов (или признаков) болезней, что свидетельствует о его приверженности идеям Герофила. Он был известен исследованиями отдельных лекарственных средств, в частности написал труд о токсических свойствах венков, весьма характерный для эллинской традиции. Известный историк Полибий, говоря о «теоретической» школе медицины в Александрии, упоминал Каллимаха сразу вслед за Герофилом. Труды Каллимаха комментируются позднейшими авторами значительно реже, чем Андрея: Цельс, Соран, Целий Аврелиан Каллимаха не упоминают, Гален цитирует вскользь [8]. Вместе с тем Каллимаха хвалит Руф из Эфеса [14]. Интересно, что Полибий указывает на независимость Каллимаха в его взглядах на медицину и на его критическое отношение к наследию Герофила [13]. Суть этой критики прояснить практически невозможно из-за отсутствия достаточного количества источников.