Массимо Пильюччи - Счастливая жизнь. Руководство по стоицизму для современного человека. 53 кратких урока ныне живущим

Подобно Сократу, примеру которого он следовал, Эпиктет ничего не писал, сосредоточившись вместо этого на обучении своих многочисленных учеников и беседах с ними. К счастью, одним из них был Арриан из Никомедии, ставший позже чиновником, воинским начальником, историком и самобытным философом. Именно в его изложении дошли до нас две подборки поучений Эпиктета, собранные в четыре книги «Бесед» (половина трактата, увы, позже была потеряна), и короткий сборник наставлений, известный как «Энхиридион» («Краткое руководство»).

Жизнь Эпиктет вел простую, в браке не состоял, а собственности почти не имел. Уже в зрелых годах он усыновил ребенка своего друга, которому иначе грозила смерть, и воспитал его с помощью некой женщины. Умер Эпиктет в 135 году в возрасте примерно восьмидесяти лет, что по тем временам – да и для любой иной эпохи – было случаем выдающимся [5] Есть забавная и поучительная история о том, что произошло после смерти Эпиктета. Но прежде чем ее изложить, я должен привести отрывок из «Бесед» (кн. I, 29.21), в котором Эпиктет объясняет своим студентам, как он отреагировал, когда вор украл у него светильник: Поэтому у меня и пропал светильник, что в бодрствовании вор был сильнее меня. Но он вот так дорого заплатил за светильник: за светильник он стал вором, за светильник стал бесчестным, за светильник стал звероподобным. Это, по его мнению, было для него целесообразно. В этом контексте интересно прочитать, что Лукиан из Самосаты (125–180 гг. н. э.) написал в своем сатирическом письме «Неучу, который покупал много книг»: Впрочем, для чего я рассказываю тебе про Орфея или про Неанфа, когда и в наше время был – да, я думаю, и сейчас еще здравствует – человек, который купил светильник стоика Эпиктета – простой глиняный светильник – за три тысячи драхм? Ибо и он, полагаю, надеялся, что, если будет по ночам читать при этом светильнике, тотчас же, конечно, и мудрость Эпиктета предстанет ему во сне, и подобен он сделается этому старцу. (Цит. по: Лукиан Самосатский. Сочинения. В 2 т. – СПб.: Алетейя, 2001. Т. 2. С. 351.) Должен признаться, что несколько лет назад я купил римский керамический светильник II в. н. э. за $750. У меня нет причин полагать, что это был светильник Эпиктета. Впрочем, я не думаю, что эта вещь сделала меня хоть на йоту мудрее. .

Возвращаясь к моему собственному открытию Эпиктета, скажу, что я был ошеломлен. Почему мне не пришлось сталкиваться с его идеями раньше? И почему даже имени его не довелось услышать? Ведь я довольно хорошо был знаком с трудами других именитых стоиков, особенно Сенеки и Марка Аврелия, но вот Эпиктет мне не попадался даже в годы философских штудий в аспирантуре. Для современных философов-профессионалов, занятых, как это часто бывает, кропотливой сортировкой всякой ерунды, которую мудрец из Иераполя презирал [6] «У меня есть та способность, какая должна быть у способного признавать тех, кто правильно обращается с силлогизмами. А когда дело касается жизни, что я делаю? То говорю, что добродетельный, то – порочный. В чем причина этого? В противоположном тому, что при силлогизмах: в невежестве и неопытности» («Беседы». Кн. II, 3.4–5). В этом может заключаться причина того, почему профессора моральной философии, как это ни печально, не более этичны, чем обычные ученые. См.: Eric Schwitzgebel and Joshua Rust, "The Moral Behavior of Ethics Professors: Relationships Among Self-Reported Behavior, Expressed Normative Attitude, and Directly Observed Behavior," Philosophical Psychology 27, no. 3, 2014, 293–327. , его звезда, вероятно, давно закатилась. И тем не менее влияние его не ослабевало на протяжении веков и продолжает расти сегодня.

Поучения Эпиктета, и в особенности его «Энхиридион», произвели впечатление не только на последнего римского стоика, императора Марка Аврелия. «Энхиридион» переводился и исправлялся на потребу дня христианами в Средние века, а в монастырях его применяли в духовных упражнениях. Первое издание на латыни увидело свет в 1479 году благодаря Анджело Полициано, посвятившего свой перевод одному из флорентийских Медичи. Пиком популярности книги, как и следовало ожидать, стали 1550–1750 годы – период от Возрождения до Просвещения. Первый перевод на английский – с французского – был сделан Джеймсом Стэнфордом в 1567 году. Миссионер-иезуит Маттео Риччи перевел книгу на китайский в начале XVII века. Джон Гарвард завещал принадлежавшую ему копию основанному им в 1638 году колледжу, а Адам Смит, Бенджамин Франклин и Томас Джефферсон имели по экземпляру этого сочинения в личных библиотеках.