Сью Придо - Жизнь Фридриха Ницше [litres]

Впоследствии он писал Лу: «В Орте я задумал план шаг за шагом подвести вас к заключительной идее моей философии – вас я посчитал первым человеком, готовым к этому» [9].

Восхождение на Монте-Сакро убедило его, что в Лу он нашел ученицу, которую так долго искал. Она должна стать непоколебимой проповедницей его идей и проводником его мыслей.

Лу предсказывала, что Ницше станет пророком новой религии, а учениками его станут герои. Оба они писали, насколько похоже думали и чувствовали, как подхватывали слова друг друга. Они кормили друг друга словами, как кормят друг друга с ложечки едой. Индивидуальность стиралась: они додумывали мысли друг друга и заканчивали друг за другом предложения. Когда они спустились с горы, он тихо сказал ей: «Благодарю вас за самый великолепный сон в моей жизни».

При виде того, как они спускаются, лучась от счастья, как будто занимались на вершине горы любовью, мать Лу пришла в ярость, а Рэ обезумел от ревности. Он засыпал ее вопросами, а Лу спокойно отбила его мелочные атаки, ответив: «Один лишь его смех – уже деяние».

Прошли годы, между ними произошло много всего, но никто из них не отрицал глубочайшей важности обретенного ими на Монте-Сакро интеллектуального и духовного единения, хотя никто из них и не объяснял его причин.

Лу прожила долгую жизнь, и ее часто спрашивали, целовались ли они с Ницше на Монте-Сакро. В ответ она, устремив глаза куда-то вдаль, говорила: «Целовались ли мы на Монте-Сакро? Я уж и не помню». Ницше же никто не решался задать тот же вопрос.

Из Орты он отправился прямиком в Базель к своим дорогим друзьям Францу и Иде Овербек, которые отметили, что он выглядит загорелым, полным жизни и счастья. Он пробыл у них пять дней. Ни разу у него не случилось нервного припадка, несмотря на два долгих и тяжелых визита к стоматологу. Ида отметила, что страдал он только от мысли о том, что так мало знает и так мало прочел. С каждой публикацией он надеялся, что получит одобрение масс, что публика найдет в нем новую звезду, что у него появятся поклонники и ученики. Пока этого не случилось, но он был уверен, что рано или поздно это произойдет. Он рассказал Овербекам о том, что, как он надеется, нашел в Лу свое alter ego , свою вторую половинку, сестру-близнеца. Теперь, заявил он, он собирается чаще выходить в свет. Он откажется от одиночества, будет более открытым для вещей и людей.

Живя у Овербеков и делясь с ними надеждами на лучшее будущее, он нередко играл на фортепиано. Вечерами он поражал их, задерживаясь допоздна, что было для него совершенно не характерно. Франц и Ида Овербек были рады его очевидному счастью. Они оставались самыми надежными его друзьями. Он поручил Францу вести его финансовые дела, а Ида как могла старалась облегчить его жизнь, что Ницше очень ценил.

В тот же день, когда он приехал к Овербекам, 8 мая, он отправил Рэ короткое послание: «Будущее полностью неизвестно, но не темно. Я обязательно должен снова поговорить с г-й Л. [госпожой Лу] – возможно, в Левенгартене? С бесконечной признательностью, твой друг Н.».

В Левенгартене, что в Люцерне, есть прекрасный скульптурный рельеф на камне – умирающий лев. Он установлен в знак героизма и верности швейцарских гвардейцев, павших во время штурма дворца Тюильри в ходе Французской революции. Надпись на памятнике – Fidei ac virtuti («За верность и храбрость») – Ницше мог иметь в виду, назначая Лу свидание там.

Ницше прибыл на вокзал Люцерна 13 мая и был встречен на платформе Лу и Рэ. Им удалось избавиться от Рэ и попасть в Левенгартен вдвоем. По словам Лу, Ницше вновь делал ей предложение и вновь получил отказ. Все, что нам известно по этому поводу от Ницше, – это рисунок, который он сделал в сумасшедшем доме уже в годы душевной болезни. На рисунке хорошо узнаваемый памятник льву и две обнявшиеся фигуры рядом с ним.

Затем они присоединились к Рэ и отправились в фотоателье, где позировали для знаменитой фотографии, которая теперь неразрывно связана с изречением из «Так говорил Заратустра»: «Ты идешь к женщинам? Не забудь плетку!» Возможно, идея легкомысленной фотографии принадлежала Лу, а возможно – и самому Ницше. Но инициатором явно был не Рэ: фотографироваться он ненавидел и выглядит очень неуклюже, стоя рядом с Ницше в своем костюме. Мужчины позируют в образе двух лошадей, впряженных в оглобли деревянной телеги. Лу сидит на повозке с игривым и одновременно решительным видом, замахнувшись на них кнутом. Кнут она украсила цветами сирени. Ницше выглядит вполне довольным собой – глуповато и проказливо, наслаждаясь выкинутой шуткой.