Югендстиль, делавший упор на природу и ручную работу, идеально сочетался с ницшеанской идеей торжества антилогичных, иррациональных сил природы над механизированным миром. Кайзер говорил, что волнообразные изгибы интерьеров ван де Вельде вызывают у него морскую болезнь, но Элизабет была рада превратить архив в широко посещаемый образчик модного стиля. N , первая буква фамилии Ницше, выполненная в живых линиях югендстиля, украшала все, начиная с деревянных панелей и заканчивая дверными ручками.
Средоточием Gesamtkunstwerk должны были стать произведения Ницше. Кесслер поручил ван де Вельде разработать новый, ясный шрифт, который освободил бы парящие слова философа от архаичной тяжести традиционного немецкого готического письма.
Пока ван де Вельде занимался оформлением, Кесслер начал думать об иллюстрациях. Он был хорошо знаком с легендарными парижскими галеристами Амбруазом Волларом и Полем Дюран-Рюэлем. Веймарская галерея Кесслера стала аванпостом парижского авангарда. Здесь выставлялись импрессионисты, постимпрессионисты и экспрессионисты. Кесслер был лично знаком со многими художниками, включая Моне, Ренуара, Дега, Боннара, Редона и Вюйара. Кроме того, он знал скульптора Майоля, которому хотел заказать гигантскую обнаженную статую, олицетворяющую сверхчеловека. Эта статуя должна была стать частью еще более огромного монумента Ницше, чье открытие было запланировано на 1911 год. Состав комиссии, которую предполагалось создать для постройки монумента, демонстрировал постоянно расширяющийся интерес общественности к Ницше в начале ХХ века. В нее, наряду с Майолем, входили Джордж Бернард Шоу, Джордж Мур, Уильям Батлер Йейтс, Гилберт Марри, Уильям Ротенштейн, Харли Гренвилл-Баркер, Эрик Гилл, Огюст Роден, Морис Дени, Анатоль Франс, Анри Бергсон, Шарль Моррас и Морис Баррес. Планы пришлось оставить в связи с началом Первой мировой войны.
В 1906 году в Веймар вызвали Эдварда Мунка, чтобы он нарисовал посмертный «портретный образ» Ницше. Мнение Мунка о значимости предмета изображения часто отражал размер холста. Портрет Ницше – одно из самых больших его произведений. Так же как и фигура в «Крике», Ницше стоит рядом с перилами, уходящими по диагонали холста в бесконечность [30]. Однако в «Крике» перила идут из правого нижнего угла вверх налево, тогда как на портрете Ницше движение направлено по другой диагонали, – интересное представление о том, насколько по-разному Мунк видел мысленный путь каждой фигуры. Белая церковь, стоящая внизу, выглядит крошечной по сравнению с гигантской фигурой Ницше. И Ницше, и Мунку семья прочила карьеру священника, но оба избрали совершенно противоположный путь.
Элизабет не особо поладила с Мунком. Тем не менее она хотела, чтобы он написал и ее портрет. Выбрав холст с весьма странными пропорциями, Мунк запечатлел Элизабет в беспорядочно клубящемся платье с оборками, которое занимает бóльшую часть изображения, и придал ее лицу безжалостное выражение палача [31].
Воцарившись на вершине собственного зеленого холма, Элизабет наконец почувствовала, что сравнялась в статусе с Козимой Вагнер. Козима умерла в 1930 году. Элизабет прожила еще пять лет. К этому моменту она заведовала наследством Ницше вдвое дольше чем те шестнадцать лет, которые прошли с момента публикации первой книги «Рождение трагедии» до создания последней, «Ecce Homo». Все эти годы Элизабет, как паук, сидела в центре архива Ницше, вплетая слова брата в свою собственную паутину, раздувая свою репутацию и выдавая брата за тайного проповедника ее убеждений.
Элизабет никогда не понимала «идеетрясения», лежавшего в основе философии ее брата. Ей была недоступна мысль об отрицании любой системы или философии, которые низводили мир к чему-то одному. Принципиально новая идея противостояния всему несомненному, в соответствии с которой Ницше говорил о себе как о философе «может быть», была за пределами ее понимания. Она игнорировала его представление о себе как о шутнике, о философе, который скорее назовется шутом, чем святым. Она пренебрегала идеей о том, что правда не имеет однозначного определения, и наиболее плодотворно исследовать ее с различных перспектив. Она отмахивалась от того, что не существует единого смысла, захватившего все в свои сети, подобно пауку, – есть всего лишь случайности на танцевальной площадке жизни, но это не делает жизнь более бессмысленной. Обретя полный контроль над его работами, она даже не понимала цели его умственных исканий: как обрести значение и смысл в неопределенной вселенной, где не существует ни идеального, ни божественного.
Читать дальше