Виктор Визгин - Лица и сюжеты русской мысли

Здесь следует обратить внимание на одну замечательную черту дискуссий и споров в неофициальной интеллектуальной среде молодежи тех давних лет. Бросается в глаза отсутствие чувства собственности на мысль – мысль, как и природа, мир или Бог, воспринимается как достояние всех. Отсюда необыкновенная откровенность, искренность, спонтанность в обмене мнениями и идеями, личностный характер интеллектуального общения, его интенсивность и глубина, что продуктивно не только в науке, но и, быть может, особенно в философии.

Какие же «кормчие звезды» взамен притушенных германских светил взошли для новых русских философов, составивших инициативную группу основателей семинара и авторов данного сборника его работ? Если все эти звезды представить единой суперзвездой, то ею будет русская культура в ее золотом и серебряном сиянии. «Три чуда мировой истории, – записывает Поль Валери в дневнике и перечисляет: – Эллада, итальянский Ренессанс и Россия XIX века!» (с. 55). Мы со своей стороны к России XIX в. присоединили бы и культуру Серебряного века, прежде всего ее религиозную философию. Солнцем новой системы духовных ценностей освещено, согрето, плодотворно пропитано все, что делалось участниками этого семинара и о чем им мечталось. Поворотным событием стало явление новой «вспышки», казалось бы, навсегда потушенных звезд русского религиозно-философского ренессанса. Раскройте, например, издающиеся сейчас «Дневники» Пришвина, и вы почувствуете, как этот русский мыслитель смотрел на круг своих современников – знаменитостей Серебряного века. Из расстрельной ямы 30-х гг., в которую, казалось, погрузилась тогда вся страна, они ему виделись канувшими в бездну забвения фигурами какого-то навсегда сгинувшего феерического театра. А вышло ведь все наоборот. Памятным всем явлением в этом поворотном событии стала публикация серии книг русских мыслителей «Из истории отечественной философской мысли», изданная журналом «Вопросы философии» в конце 80-х и в 90-х гг. прошлого века.

Но в последние лет десять ситуация изменилась. Труды русских религиозных мыслителей в основном изданы, их идеи вошли и продолжают входить в интеллектуальную жизнь, но при этом интерес к ним стабилизировался и не растет так, как это было 20–25 лет назад. На авансцену философии рвутся представители новых поколений, у которых уже нет таких глубоких и, можно сказать, лично прочувствованных связей с традицией русской религиозной мысли, существенно потеснившей в тогдашнем обществе уже всем поднадоевший позитивизм. Поэтому теперь мы видим подъем новых позитивистских веяний, новое увлечение научностью. Их представители считают, что они призваны нести светоч если и не безупречной, то несравненно более продвинутой строгости и точности, чем научность религиозно-философских мэтров, ставших кумирами старшего поколения. Динамика, вызванная приходом новых поколений, волноообразность философских веяний и мод – давно известное историкам явление. Оно сейчас действительно имеет место. Культура в наши дни сдает позиции цивилизации. Вот фундаментальный факт современной истории. Культура недаром как слово происходит от «культа»: она очевидным образом фундирована религиозно. Поэтому и философии культурно насыщенных эпох всегда содержат мощный компонент религиозно-философской мысли. Так было в конце XIX столетия и в начале следующего в России, да, по сути дела, во всей Европе, частью которой она всегда была, по крайней мере с момента крещения Руси. Сейчас же только ленивый не говорит о «постхристианстве». Культура все больше отождествляется с музейной пылью. Зато у всех на слуху цивилизационные проблемы с их экономическими, технологическими, экологическими, политическими, социальными и тому подобными аспектами. Вот ими и увлекаются новые поколения гуманитариев – философов в том числе. В социологическом подходе, в цифре, диаграмме, одним словом, в почитаемой безупречно научной «позитивной информации» видят они то, что должно заменить «мифы» старого религиозно-философского сознания. Флоренский, Лосев, Франк, Бердяев, Булгаков «устарели», считают они, уже только потому, что в их время не было компьютера, не было целого массива новых исследований, новых данных, новой информации, которая, в их шкале ценностей, есть самое важное в философии и гуманитарном знании в целом.

Так уж сложилась судьба русского философствования, что оно, прежде всего, в своем магистральном русле религиозно ориентированной мысли является достойной ветвью великой русской литературы. Отсюда и характерные его черты – личностный характер познания, экзистенциальность и художественность слова, крупно-масштабность взгляда и отвага умозрения. Только педантам и доктринерам от позитивизма эта совокупность черт, указывающая на прямое родство русской философской мысли с литературной культурой, кажется слабостью. Да, верно, даже высокой пробы литературности для философии недостаточно. Это так. Но еще опаснее порвать эти живоносные культурные корни, угроза чего в последние годы заметно возрастает.