1. Разговор о свободе выбора предполагает обсуждение трех моментов: свободы реального действия, самого акта выбора и нашей возможности управлять собственными желаниями.
2. Свобода реального действия ограничена и зависит от окружающей среды и текущей ситуации.
3. Сам выбор возможен только тогда, когда наша свобода уже нарушена – мы хотим иметь или сделать одновременно то, что одновременно иметь или сделать не можем – следовательно, нужно выбирать. Возможность выбора порождается ограниченностью свободы действия.
4. Непосредственная свобода в акте выбора ограничивается, с одной стороны, материальной данностью (поскольку выбирают из наличного, из того, что есть, а не из виртуального) и, с другой стороны, информационным полем, знаниями (поскольку неизвестный вариант не может быть избран).
5. Наши желания точно так же предопределены ситуацией, как и варианты выбора. Только варианты выбора регулируются текущей ситуацией (что съесть: банан или морковь? – выбор из данного), а варианты желаний – ситуациями, возникавшими в прошлом (могу выбрать банан, но не выберу, ибо не люблю бананы, а не люблю потому, что объелся их в детстве).
6. В этой связи утверждения об абсолютной свободе выбора, от которых мы оттолкнулись, справедливо считать опровергнутыми – поскольку мы выявили достаточно существенные ее ограничения. И это при том, что мы не рассматривали все возможные ограничения, только некоторые.
Однако пессимистичный характер выводов, приведенных в пунктах 1-6, не позволяет поставить точку. Напротив, он стимулирует поиск конструктивного решения.
Займемся этим. Для начала – эмоциональное замечание. Решительно невозможно, чувствуя себя самобытным, мыслящим существом, принять фундаментальность собственной ограниченности как в действиях, так и в помыслах. Совсем не хочется ощущать себя результатом конечно-конкретной данности.
Ведь «с древнейших времен, на заре культуры и философского мировоззрения человек находил в самом себе стремление превозмочь конечность своего бытия – свою ограниченность и локальность, прикрепленность к заставаемым условиям, свою вынужденную «частность» и разрушимость в потоке времени. Это не было просто-напросто выражением до-человеческого, до-культурного и слепого в его инстинктивности порыва к саморасширению, экспансии вовне и самоопределению, т.е. желания быть пространственно больше и пребыть дольше во времени. Это было с самого начала смысловым тяготением выйти за локальные пределы и границы преходящего, не затеряться и не запропасть посреди гигантского многообразия и чудовищной мощи обступающего его со всех сторон иного и инакового бытия, не остаться заточенной в свое здесь-и-теперь и постольку лишь исчезающей и незначимой микродеталью – и выйти к чему-то неисчезающему и непреходящему, значимому везде и всегда, вне зависимости от социально-житейского контекста, от условностей исторически заданного положения, от всех сетей детерминаций и предписанности окружением, от тождественности самому себе как предуготованному быть не чем иным, кроме как тем, что в себе застаешь и что втиснуто в пленяющие обстоятельства» [2;37]. Или, говоря поэтическим языком,
Всю жизнь готов дробить я камни,
Пока семью кормить пригоден.
Свобода вовсе не нужна мне,
Но нужно знать, что я свободен.
И. Губерман
Поэтому для нас жизненно необходимо найти решение, позволяющее примирить жажду свободы и лимит ее доступности. Как гласит зодиакальный оракул, «мир меняется по мере того, как сменяют одно другое времена года, и то, что было бесплодным, уже несет плоды. Из ничего возникают все щедроты природы. Отдельно друг от друга слово и явление растут в унисон, следуя предначертанному пути, которого никогда не изменить человеку. С пути нельзя свернуть, но его можно понять. С пониманием появляется знание, из знаний вытекает решение /курсив мой – Д.П./».
Вероятно, понимание наших ограничений позволит увидеть и окончание этих границ, за которыми открывается свобода.Ведь из того, что она не абсолютна, разве следует, что ее вообще нет?
Да, действительно, у большинства популярных авторов, указывающих на безграничность человеческой свободы, отсутствует сколько-нибудь серьезная аргументация, подкрепляющая их мнение. В целом их тезисы носят назидательный или декларативный характер, не выдерживают напора последовательной критики и не могут быть приняты за основу читателями, строящими свою жизнь осознанно и поэтому противящимися навязчивым прорицаниям и многозначительным пророчествам.
Читать дальше