Эрик Хобсбаум - Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

1. Если ситуация будет развиваться мирным путем, то победа социализма в Германии неизбежна. Можно «почти с математической точностью определить время», когда социал-демократия «придет к власти» [36].

2. С учетом уровня, достигнутого военной техникой, вооруженный конфликт обещает победу только в том случае, если большая часть армии перейдет на сторону революционеров. «Эра баррикад и уличных боев прошла навсегда, если войска сражаются, сопротивление становится безумием» [37].

3. Наиболее эффективным орудием борьбы современного пролетариата становится всеобщее избирательное право, которое германская социал-демократия образцово использует. Это инструмент, способный привести к революции.

Как видим, стратегия Энгельса была преимущественно стратегией революционного парламентаризма [38]. Наиболее известное свидетельство в пользу этого положения содержится во введении к изданию 1895 года Марксовой«Классовой борьбы во Франции с 1848 по 1850 г.» – введении, которое, впрочем, часто неправильно понималось. Статью эту никак нельзя считать свидетельством отхода Энгельса от революционной концепции, как утверждали представители ревизионизма, особенно Бернштейн, если мы не хотим добровольно игнорировать революционную перспективу, лежащую в основе энгельсовскойтактики, которая даст партии «упругие мускулы и красные щеки» [39]. Как разъяснил Энгельс Полю Лафаргу в феврале 1895 года, всякий призыв к легальности имеет единственной целью подготовить к критическому моменту основное ядро международного рабочего движения, не допустив, чтобы оно истрепалось в «авангардных стычках» [40]. Это была перспектива, существенно отличавшаяся от той, на которую нацеливалось руководство германской партии, полагавшее необходимой и окончательной тактику, которую Энгельс рекомендовал «лишь для Германии сегодняшнего дня, да и то со значительной оговоркой» [41]. Целью этой тактики подготовки и ожидания стало для руководства партии завоевание большинства в рейхстаге, тогда как Энгельс хотя и находился под впечатлением непреоборимого роста социал-демократии, но отказывался считать, что «социалистическая партия получит большинство и затем возьмет власть» [42], будучи убежден в том, что предположение, будто правящие классы будут пассивно наблюдать за наступлением социалистического движения, является чистой иллюзией: «Еще задолго до этого времени» они «применят против нас насилие, а это перенесет нас с арены парламентской борьбы на революционную арену» [43].

Успех этой революции, которая стала бы, так сказать, следствием отчаянного шага правящих классов перед лицом подъема их смертельного врага, зависел, по Энгельсу, от привлечения к делу революции сельскохозяйственного пролетариата районов, расположенных за Эльбой, то есть районов, откуда набирались лучшие солдаты для полков прусской армии. Анализ результатов выборов 1890 года в Мекленбурге и Помераниипривел Энгельса к заключению, что к 1900 году армия будет изнутри минирована социалистами [44]. Если бы до того времени удалось сохранить внутриполитическое статус-кво (а для этого функция тактики усыпления и легальности в рамках общей революционной стратегии Энгельса становится более чем когда-либо очевидной), то тогда правящие классы Германии, оказавшись перед лицом непреоборимого подъема социал-демократии, вынуждены были бы прибегнуть к насилию. Количество самозарядных винтовок, которые оказались бы в этой битве в руках солдат-социал-демократов, преобразовалось бы в качество победоносной революции. Средством, пригодным для оценки собственных сил, было, по мнению Энгельса, правильное использование всеобщего избирательного права, которое усилиями социал-демократии «превращено из орудия обмана… в орудие освобождения» [45]. Здесь не место рассматривать, каким было объективное содержание стратегической линии, предложенной Энгельсом. Но остается фактом, что, апеллируя к авторитету Энгельса, главные деятели германской социал-демократии выдавали за основной элемент «марксистской» тактики и стратегии жесткое и неотрывное следование линии успехов на выборах, что полностью фальсифицировало перспективу, намеченную Энгельсом.

Здесь обнаруживается знаменательный сдвиг в понимании предполагаемой естественной необходимости эволюции. В период экономического процветания аспекты кризиса экономического развития полностью отошли на второй план как признак неизбежного краха буржуазно-капиталистического общества, их место заняли критерии скорости и направления прогрессирующего роста числа голосов, поданных за социал-демократов. Другими словами, если до конца 90-х годов ожидание революции связывалось марксистскими ортодоксами во главе с Каутским и Бебелем с идеей «всеобщего краха», то сейчас, напротив, оно было сконцентрировано на последующих успехах на выборах, которые с учетом внутренней структуры германского рейха не могли в конце концов не дать эффекта. Полное бессилие германской социал-демократии и, следовательно, также проблематичность теории и тактики, глашатаем которых она была, не остались незаметными на заре века также для других партий, и особенно французы не замедлили поставить на обсуждение вопрос о законности руководящей роли германской партии. Но эти явления находятся уже за рамками проблемы формирования марксистской ортодоксии.