Людвиг Клагес - Космология Эроса

«Райское блаженство» в его аналоге оказывается адом на Земле, и это худшее, что можно придумать — бессонное беспокойство от безгранично безысходного желания и самообман через служение Мамоне! Трактовку и применение этих открытий, равно как использование их применительно к упоминавшимся выше отличительным характеристикам «исторической» человечности, оставляем на усмотрение читателя. В принципе, можно было бы ничего более не добавлять, если бы не опасение, что могут одержать верх сомнения, которые невольно возникают при чтении этой главы. Возможно, возникнет вопрос: не является ли культ предков древности проявлением веры в бессмертие? Если пеласгическое человечество видело душевное не в вещах, а в образах, то созданные им гробницы наглядно демонстрируют, что они были тем, чем некогда являлось тело для души, но теперь они могут продолжить свое существование за телесными пределами. И мы просим уделить самое пристальное внимание правильности этих представлений, потому как они больше и ярче все прочих объяснений служат тому, чтобы явить нашу теорию о действительности образа в самом ярком свете. Во-первых, становится очевидным, что если образы являются непрестанным устремлением, то «экзистенциальный приговор» относится лишь к их подобию. Реальность образа — самая подлинная; можно даже сказать, что это единственная существующая реальность. Это вечный процесс, состоящий из пришествия и ухода, роста и увядания, вспыхивания и затухания. Однако, в отличие от современной жесткости предметного Бытия, этот процесс мыслится не понятиями, а на уровне символов, которых знаем самое великое множество. Вещи и личности существуют, а образы (и только они) живут, и реальность живого бытия принципиально отличается от мысли существующего. Во-вторых, получателем существующих вещей является мыслящий Дух, которым наделены все без исключения мыслящие существа, и он в любом своем повторении совершает одни и те же акты. Получателем образа является самостоятельная душа, чье одухотворенное созерцание никогда не может повториться тем же самым способом, что было раньше. Таким образом, мир образов ярко вспыхивает в узревшем Эрос и испытавшем его. Так называемое дальнейшее существование, действительно живое присутствие, которое пеласгическое человечество требовало для душ своих покойных, расцветает к моменту стихийноэротической связи, которая возникала между ушедшими и продолжающими свою телесную жизнь. Образная душа умирает, если она умрет в душах, помнящих о ней! И это является самым нижним пластом культа предков, который будет совершенно непостижимым без такой трактовки. Наконец, в-третьих, мы обнаруживаем, что трансформация души во многом зависит от перемен в культе, с ней связанным. «Предки» и «духи-хранители» дома только крепнут от бурного и глубокого их почитания и совершенно исчезают, если он них забывают. Если бы человечество во всех его проявлениях внезапно утратило дар созерцания, то последние выжившие точно содрогнулись бы от вопля: «Услышьте! Великий Пан мертв!»

Оглядываясь назад, мы можем подвести некоторые итоги. Через экстатическое бурление подлинная жизнь направлена на высвобождение из пут Духа. Исполнение этого состоит в пробуждении души, а пробудившаяся душа — это созерцание. Она видит лишь реальность первообраза. Первообраз — это явленная душа прошлого. Для явления она требует телесной связи с кровью, которая является олицетворением жизни. Это происходит через акт созерцания, который принимает форму мистической свадьбы между созерцающей душой и созерцаемым деймоном. «Возвращаясь в себя», экстатик обладает знаниями, которые приходят к нему через воспоминания, — мир фактов является всего лишь громоздкой фикцией. Телесный мир — это мир символов, что есть всего лишь отпрыски созерцания, перед лицом которого случившаяся смерть означает всего лишь изменение, преобразование, трансформацию.

Понятно, почему никакая из прочих философских школ не смогла быть столь привлекательной и столь соблазнительной, как платоническая теория об «идеях», которой оказались одержимы мечтатели и поэты! Проросшая на почве орфической теологии, она казалась предлагающей внутренний смысл для высоких понятий. Согласно ее положениям, любящий, бросавший взгляд назад и предающийся воспоминаниям, оказывался соединенным с объектом своей любви. Через возвращение к изначальной божественности он даже мог претендовать на обретение «вечной жизни». Однако в данном случае речь идет о подобии внутреннего зачатия и рождения! И если выразить мысль одной фразой, когда было явлено «бесцветное и бесконтактное, невещественное бытие, которое выражено в собственной сущности», посвященный погружался в действительность подлинных образов, он отвергал бесконечно иллюзорный мир овеществленных понятий, а потому через воззрение изничтожал диалектическое воздействие разума!