Томас Кун - После «Структуры научных революций»

Т. К у н: Позвольте рассказать вам две истории. После того как я прочел лекцию об отношениях между историей и философией науки, ко мне подошел некий философ и сказал: «Но ведь у нас такая глубокая эрудиция (scholarship)\ У нас в истории философии такие знатоки (scholars)]» Верно, но они не занимаются историей. Тогда я об этом подумал, но не произнес вслух. Теперь я говорю об этом, поскольку вы употребили этот термин.

Ученость (scholarship) часто заслуживает проклятия! Мы с вами обсуждаем удивительную книгу «Левиафан и воздушный насос» [244], где очень много учености. Меня поражает, что авторы не понимают простых вещей, известных сегодня старшекласснику и даже учащемуся младших классов… Они говорят о «пустоте» диалогов между Гоббсом и Бойлем, а это абсолютно неверно.

Я уже упоминал, что речь шла о колебаниях Бойля в употреблении выражений «давление» и «упругость воздуха». Он не совсем правильно употреблял их, но это объясняется серьезными причинами. Он опирался на гидростатическую модель. Гидростатическая модель имеет дело с несжимаемой жидкостью. Воздух не является несжимаемой жидкостью. Поэтому то, что в одном случае можно получить посредством давления, в другом случае можно получить посредством сжатия. Однако он колебался между этими двумя способами… Они не являются несовместимыми, это просто два разных способа говорить об одном и том же.

Опять-таки авторы утверждают, что невозможно доказать, что объяснения барометра, говорящие о проникновении тонкого флюида в верхний конец пробирки, а мы действительно не можем показать, что это неверно, были отсталыми. Конечно, мы не можем доказать их ошибочность, но Шейпин и Шеффер не замечают их громадной объяснительной силы, стимулирующей прямой эксперимент на горе Пюи де Дом и многое другое. Поэтому существовала очень рациональная причина перейти от одного из этих способов к другому независимо оттого, верили вы в существование пустоты или нет. Подобные аргументы и выводы мне не нравятся.

Как я уже говорил вам, Костас, во всем этом меня в основном беспокоит, что студенты, специализирующиеся по истории науки, сами становятся поверхностными. Я говорил об этом Нортону, и он посоветовал мне прочитать «Левиафан и воздушный насос». Это чрезвычайно интересная и полезная книга.

Не ученость вызывает во мне беспокойство. Нортон, который сам был физиком, понял, что я прав, и поговорил об этом со своими студентами. Потом он сказал мне, что ни один из студентов не увидел в этом чего-то важного. Именно это меня беспокоит. Я не считаю, что все, кроме меня, ошибаются. Я говорил вам, что термин «общение» представляется мне вполне приемлемым, за исключением случаев, когда, скажем, говорят об «общении с природой». Ясно, что здесь он употреблен метафорически, хотя во многих других случаях может быть употреблен буквально. Но вы ничего ценного не скажете о науке, если не будете учитывать роль природы. Некоторые люди утверждают, что без этого можно обойтись… Я не читал последнюю книгу Пикеринга «Искажение практики» [245].

В. К и н д и: Что вы можете сказать о группе Штегмюллера?

Т. К у н: Мне трудно что-либо сказать об этом, я имел дело в основном со Снидом. С его работой я познакомился благодаря Штегмюллеру. Я уже говорил Аристиду, что искал его работу, и Штегмюллер прислал мне оттиск журнала. Потом прислал свою работу «Структура и развитие теорий» [246]с прекрасной надписью и письмо, где характеризовал себя как последователя Карнапа, который постепенно становится сторонником Куна. Я начал смотреть эту книгу и понял, что мне еще нужно научиться читать ее. Это было на немецком языке, там была сплошная теория множеств, а я не знал теории множеств и не понимал, как некая функция может быть представлена в этой теории. Я все еще не разбираюсь в теории моделей и недостаточно хорошо владею немецким языком. Однако я понял, что должен прочитать эту книгу. Это заняло у меня два или три года. Я продвигался шаг за шагом, проникая в ее содержание. Это было замечательно! С одним только я не могу согласиться – с редукционистским тезисом, который в принципе равнозначен тезису одноязычия.

Мне кажется мнение Штегмюллера о парадигмах гораздо ближе моему представлению о них, нежели высказывания других философов. Он рассматривает парадигмы как примеры и выражает точку зрения, что у вас нет структуры до тех пор, пока вы не включили в нее хотя бы несколько примеров. Все это чрезвычайно важно, и, кроме того, там были идеи, к которым я пришел позже. Мне кажется, без знакомства с работами Снида – Штегмюллера я никогда бы не написал статью о значении примеров в обучении. Думаю, это первоклассные работы. Они оказали на меня несомненное влияние, и я скажу об этом в своей книге. Я говорил Сниду, что вряд ли он пришел к своим результатам благодаря мне, а он ответил: «Нет, нет, я читал ваши работы!»