Томас Кун - После «Структуры научных революций»

Впервые я обнаружил, насколько значительные изменения произошли в этой области, когда неожиданно был избран президентом Ассоциации философии науки пять или шесть лет назад. А ведь я даже не был членом этой Ассоциации! Атмосфера в среде философов науки очень сильно изменилась. И я, хотя не я один, кое-что для этого сделал.

Следует вспомнить Нортвуда Хэнсона, а также Поланьи, Туллина, хотя я считаю Хэнсона более значимой фигурой, чем остальные. Сюда же относится Фейерабенд и так далее. Существовала целая группа людей, двигавшихся в этом направлении. Я не думаю, что эти люди, так или иначе обращавшиеся к истории, видели в ней то, что вижу я. Они не возвращались к вопросам типа «А что это дает для понятия истины или для понятия прогресса?». А если делали это, то легко находили ответы, казавшиеся мне поверхностными.

Это не означает, что я знал ответы, но я не верил, что их ответы выдержат тщательную проверку. Меня это беспокоило, я думал, мне нужно вернуться назад и написать историю, учитывающую изменение. Я хотел прямо заняться подобными проблемами, но не знал, как к этому подступиться. Это походило на то, как если бы я шел мимо открытых дверей, а видел то изображение дверей, то реальные двери, ведущие в другие комнаты. Со временем я нашел «дверь в другую комнату» – каузальную теорию референции.

Крипке сделал очень много [239], поскольку я абсолютно убежден, что это был подлинный прорыв в отношении собственных имен, хотя тогда это не годилось для общих имен существительных. Помогли также работы Патнэма, хотя я не мог заставить себя согласиться с утверждением: «Если теплота есть движение молекул, то она всегда была движением молекул».

Из всего этого я извлек для себя некоторые важные средства анализа и, возвратившись к коперниканской революции, внезапно понял: коперниканская революция сохраняет индивидуальные планеты, например Марс, небесные тела, но в ней не сохраняются «планеты». До и после революции планеты оказываются разными множествами. Вот этот разлом был очень важным. Некоторые люди говорят просто: «В системе Птолемея планеты вращались вокруг Земли, а в системе Коперника они вращаются вокруг Солнца». Но это же бессмысленное утверждение! Легко получить картину: существует определенное число планет, имеющих имена, и они ведут себя то так, то иначе. Это неверно. Я думаю, об этом стоит говорить.

Мне всегда было ясно, что Хилари относился к этим проблемам столь же серьезно, как и я. Когда он начал говорить о внутреннем реализме, я подумал: «Какой кошмар, теперь он говорит на моем языке!» Ладно, пусть говорит.

Теперь эти проблемы приобрели для философии такое значение, какого прежде не имели. Трудно сказать что-либо определенное относительно Патнэма, здесь всегда можно ошибиться, ибо он постоянно меняет свои взгляды и на одни и те же вещи каждый раз смотрит по-разному. Патнэм написал статью о несоизмеримости «Как нельзя говорить о значении» [240]. Он представил концепцию, где не возникают проблемы, о которых говорили мы с Фейерабендом. Это был большой шаг вперед… а затем еще внутренний реализм и его следствия…

Каузальная теория референции также показалась мне значительным достижением. Я не считал ее пригодной для общих существительных. Однако страшно интересно было посмотреть, как она могла бы работать. Стал проясняться смысл, в котором она отчасти может быть использована. Я сейчас работаю над этим.

Каузальная теория не действует в периоды революций, но она применима в периоды между революциями. Вы осознаете то, что произошло во время революции, а затем связываете это с тем, что было до нее. Я уже упоминал свою статью «Возможные миры в истории науки» [241], в которой говорил об ошибочности утверждения Патнэма о том, что «вода есть и всегда была Н 2О». Но все это как-то выпало из сферы философского обсуждения.

Возможно, это даже хорошо, ибо я больше читаю философских курсов, больше говорю об этом и пользуюсь все большим влиянием. Хотя должен сказать, никогда не находился в такой благожелательной атмосфере, которую вы создали мне здесь. И это чрезвычайно приятно.

А. Б а л т а с: А как обстоит дело с книгой о «черном теле»? После большого успеха «Научных революций» можно было ожидать, что вы пойдете дальше и разработаете свои идеи лучше, чем в «Постскриптуме» [242].

Т. К у н: Я много раз говорил и повторю еще раз: вы не можете писать историю, просто изучая документы или опираясь на схематичную точку зрения… Я подхожу к истории иначе, опираясь на вещи, которые изучил, которые лежат в основе «Структуры научных революций» и могут быть разработаны дальше. Когда я занимаюсь историей, я двигаюсь вперед и назад, причем это можно делать в одно и то же время.