Перед нами остается, конечно, только ничто. Но ведь то, что противится этому растворению в ничто, наша природа есть, собственно, только воля к жизни, и волей этой предстаем мы сами, как и она является нашим миром. То, что нас так ужасает ничто, есть лишь иное выражение того, что мы так сильно желаем жизни и сами суть не что иное, как эта воля, и не знаем ничего, кроме нее.
Но если мы от нашей личной нужды и зависимости обратим свой взор на тех, кто преодолел мир, в ком воля, достигнув полного самопознания, вновь нашла себя во всем и затем свободно сама себя отринула, и кто только ожидает момента, когда исчезнет ее последняя искра и с нею тело, которое она животворит, – то вместо непрестанного стремления, вместо постоянного перехода от желания к страху и от радости к страданию, вместо никогда не удовлетворяемой и никогда не замирающей надежды, в чем и проходит сон жизни волящего человека, – вместо всего этого нам предстанет глубокий покой и мир, который выше всякого разума, та полная умиротворенность души, то несокрушимое упование и та ясность, одно только отражение которых на лице, как его воспроизвели Рафаэль и Корреджо, есть целое и несомненное Евангелие: осталось только познание, воля исчезла. Мы же с мучительной и глубокой тоской взираем тогда на это состояние, рядом с которым наше положение, горестное и безотрадное, является по контрасту во всем своем свете. Тем не менее зрелище это – единственное, что может нас надолго успокоить, если мы, с одной стороны, познаем, что неисцелимое страдание и бесконечное горе присущи явлению воли, миру, а с другой стороны, увидим, как с уничтожением воли исчезает и мир и перед нами остается только пустое ничто. И рассеивать мрачное впечатление этого «ничто», которое в качестве последней цели стоит за всякой добродетелью и святостью и которого мы боимся, как дети боятся темноты, – рассеивать это впечатление мы должны путем созерцания жизни и подвижничества святых, которых, конечно, редко удается встретить в личном опыте, но их ставит перед нашими глазами записанное их житие и запечатленное внутренней правдой искусство. И не следует обходить это «ничто», как это делают индийцы с помощью своих мифов и бессодержательных слов вроде погружения в Брахму [551]или нирвану [552]буддистов. Мы же, напротив, открыто исповедуем: то, что остается после окончательного упразднения воли для всех тех, кто еще исполнен воли, есть, конечно, ничто. Но и наоборот, для того, в ком воля обратилась и отринула себя, этот наш столь реальный мир со всеми его солнцами и млечными путями – ничто [553].
«О том, что в нас лежащая причина для счастья важнее той, которая обусловлена обстоятельствами» (греч.).
Перевод В. Левика.
Мрамор, слоновая кость, серебро и тирренские куклы,
Камни, картины и ткань, пурпурной покрытая краской, –
Этого нет у иных, а иной и иметь не стремится (лат.).
Перевод Н. Гинцбурга.
Божьим судом (лат.).
Перевод С. Аверинцева.
подобное тяготеет к подобному (лат.).
«имеешь, еще будешь иметь» (лат.).
«насладиться собой» (англ.).
«Ибо натура прочна, не материальные средства» (греч.).
здоровый дух в здоровом теле (лат.).
«Жизнь состоит в движении» (греч.).
движение перистальтики (лат.).
«Чем быстрее какое-либо движение, тем оно больше движение» (лат.).
«Людей волнуют не вещи, а мнения о вещах» (греч.).
«Все замечательные люди в философии, политике, поэзии, искусствах оказываются склонными к меланхолии» (греч.).
«Все талантливые люди меланхолики» (лат.).
Родит природа странных
Людей: одни глазеют и хохочут,
Как попугай, услышавший волынку,
Другие же на вид как уксус кислый,
Так что в улыбке зубы не покажут,
Клянись сам Нестор, что забавна шутка! (англ.)
Перевод Т. Щепкиной-Куперник.
Нет, ни один не порочен из светлых даров нам бессмертных,
Их они сами дают, произвольно никто не получит (греч.). –
Перевод Н. Гнедича.
Кочевая жизнь, которая характерна для низшей ступени цивилизации, вновь обнаруживается на высшей ступени в повсеместно распространившемся туризме. Первая вызывается нуждой, вторая – скукой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу