Ален Бадью - Загадочное отношение философии и политики

Проблема возникает из-за того факта, что определенная часть коллективной целостности на практике не существует в рамках легальной концепции. Вопрос закона, в конечном счете, – это не только юридический или классический вопрос, но также и вопрос онтологический – решение о существовании. И, в пределе, это вопрос об отношении языка и вещей к существованию, которое конструируется на основе отношения между словами и вещами, если говорить в терминах Фуко. В итоге, в области закона существует лишь то, что соответствует ясному описанию. Проблема теперь возникает на стороне желания. Поскольку мы можем безо всяких колебаний сказать, что желание – это всегда желание того, что в определенном смысле, с точки зрения закона, не существует. Желание – это поиск того, что располагается за пределами нормальности закона. Реальный объект подлинного желания – это всегда нечто вроде яблока, которое в то же время колючка, то есть это желание монстра. Почему? Потому что желание – это утверждение чистой единичности по ту сторону и вопреки нормальности.

Существует очень простой математический пример этого отношения между желанием и законом, между различными формами существования. Возьмем теорию множеств, которая представляет собой теорию чистой множественности, и рассмотрим какое-нибудь, вполне произвольное множество, любую множественность как таковую. Интересно тут то, что благодаря некоторым техническим инструментам мы можем формализовать идею такого подмножества этого множества, которое обладает определенным именем. Вопрос об отношении между существованием и определенным именем возможно формализовать в рамках математической теории множеств. Говоря точнее, чтобы иметь определенное, множество, оно должно определяться ясной формулой. Это изобретение величайшего логика XX века Курта Гёделя. Он назвал подмножество такого типа «конструктивным». Конструктивное подмножество – это такое подмножество множества, которое отвечает ясному описанию. Обычно «конструктивным множеством» называют то, которое является конструктивным подмножеством другого множества.

Таким образом, нам открывается возможность того, что я назвал бы большим законом. Большой закон – это закон закона или, если угодно, закон того, что реально представляет возможность того или иного закона. И у нас есть некий математический пример закона такого рода, который является не просто законом, относящимся к вещам или субъектам, а законом для законов. Большой закон представляется в форме крайне простой аксиомы, а именно аксиомы конструктивности, гласящей, что всякое множество конструктивно. Это и есть решение о существовании: вы решаете, что единственные множества, которые существуют, – конструктивны, и у вас есть простое решение о существовании – простая формула. Все множества конструктивны – вот закон законов. И это подлинная возможность. Вы можете решить, что все множества конструктивны. Почему? Потому что математические теоремы, которые можно доказать в рамках общей теории множеств, можно точно так же доказать и в отношении к конструктивным множествам. Всё то, что истинно в универсуме множеств вообще, истинно и для универсума, состоящего из одних лишь конструктивных множеств. Таким образом, и это крайне важно для общего вопроса о законе, мы можем решить, что множества являются конструктивными или, что всякая множественность управляется законом, а раз так, мы ничего не теряем: все, что истинно вообще, в равной мере истинно и в том случае, если мы ограничимся конструктивными множествами. Если мы ничего не теряем, если поле истины остается таким же при аксиоме конструктивности, тогда мы можем сделать примерно такой вывод: закон не является ограничением жизни и мысли; в рамках закона свобода жить и мыслить остается той же самой. Соответствующая математическая модель говорит о том, что мы ничего не теряем, когда утверждаем, что все множества конструктивны, то есть все части множества конструктивны, то есть все части обладают ясным определением. Таким образом, мы получаем общую и рациональную классификацию частей – в некотором смысле, классификацию общества, никоим образом не теряя в истине.

Здесь важно отметить весьма интересный факт, просто факт: на практике ни один математик не допускает аксиому конструктивности. Это блестящий порядок, восхитительный мир, в котором всё конструктивно. Но этот блестящий порядок не вызывает желания у математика, каким бы консервативным он ни был. Потому что желание математика – выйти за пределы ясного порядка именования и конструктивности. Желание математика – это желание математического монстра. Конечно, он желает закона – трудно заниматься математикой без закона, но желание найти нового математического монстра выходит за пределы этого закона.