Галина Соколенко - Оттенки души. Жизнь глазами психолога

Если тебе страшно, и ты осмеливаешься находить в этом смысл, то значит, ты перестаешь быть игрушкой страха, и теперь он – в твоих руках.

Если тебе страшно – ищи.

Когда однажды паршивым вечером тебе покажется, что нет никакого смысла дальше жить, потому что всем все равно, вспомни, пожалуйста, что есть те, для кого это не так.

Мне не все равно. Я хочу, чтобы ты жил. Может, ты не такая уж и важная закорючка в этой вселенной, но без тебя чего-то в ней будет не доставать.

И я очень расстроюсь, если тебя не станет, ведь тогда у меня не будет шанса тебя узнать. А мне страшно интересно, как ты устроен, чем живешь, что с тобой приключалось и как ты до этого паршивого вечера дошел.

Адмиралу не все равно. Ты купишь на базаре у молчаливой бабки в дурацком оранжевом берете и выцветшем синем пальто, из подворота которого он и будет выглядывать черными пуговками глаз.

Он очень огорчится, если тебя не станет, ведь тогда ему так и придется жить у молчаливой бабки, в богом забытой квартире, пропахшей чем-то едким и невкусным.

Без тебя ему не выйти на разноцветную сентябрьскую прогулку с веселыми щенячьими забавами, и не лизнуть уставшего хозяина в нос однажды паршивым вечером. А без всего этого собачья жизнь не имеет никакой радости.

Одинокому Сердцу не все равно. Тому, которое учащенно бьется, когда его хозяин или хозяйка, в профиле на сайте знакомств, просматривает новое сообщение в надежде, что, может в этот раз повезет.

Оно страшно расстроится, если ты так и не отыщешь его, и ему придется качать кровь почти целый век в одиночку, так и не узнав твоего ритма и не сделав ни одного па в такт с твоим сердцем.

Делу не все равно. Делу, которое только и ждет, что ты до него доберешься, и тогда оно заспорится, заиграет в соскучившихся руках, и запоет свою деловую песню, набирая обороты, наливаясь твоими талантами, вбирая лучшее, что в тебе есть, чтобы потом кому-то отдать… А без тебя оно пропадет, покроется плесенью и сгинет, так и не начавшись.

Вот сидим мы тут вчетвером – я, Адмирал, Одинокое Сердце и Дело, и очень хотим, чтобы ты Был. В конце концов, однажды к каждому из нас придет Паршивый День, и кто, если не ты, скажет нам, что ему не все равно?…

Я смотрела через щелку забора на малину, налившуюся сочным цветом.

Можно было протянуть руку, сорвать и убежать, но бывшее пионерское прошлое прочно впечатало мне в голову – «Не трожь чужое!», и я никак не решалась.

Устав разглядывать вожделенный запретный плод, я отвернулась, чтобы пойти дальше, оставив чужую малину чужим хозяевам, и мне вдруг подумалось…

Когда-то я перестану быть человеком. Сидя на весеннем облаке, задумчиво накручивая на палец луч солнца, я буду пафосно рассуждать с другими душами о прожитых жизнях.

Так, мол, и так, человек слаб, тело – ничто, и как же прекрасно, что мы с вами больше не заточены в сосуды из тканей и нервов, и можем свободно обмениваться энергиями и пребывать в вечной нирване. Ни тебе боли, ни страха, ни страданий.

А только заслуженная безмятежность, и бесконечное творчество в добрых тонких мирах. И как же хорошо, что все жизненные уроки мы уже прошли, и нет больше необходимости воплощаться в этом примитивном мире, полном мучений. Я буду кивать головой, и отпускать колкие замечания в адрес еще живущих, высмеивая их и тут же снисходительно прощая.

Но уже в самом конце беседы во мне опять вспыхнет навязчивое видение – малиновая малина, вся в капельках от прошедшего дождя призывно смотрит на меня из-за чужой ограды в жаркое байкальское утро.

И я вспомню – там, в мире людей, мне так хотелось ощутить ее утреннюю свежесть на шершавом языке, но я так и не решилась, а теперь уже никогда не узнаю, какая же все-таки она на вкус – малиновая малина в жаркое байкальское утро поле дождя…

У каждого из нас в своей собственной душе есть внутренние ресурсы для вытаскивания из критических ситуаций. Один из таких реаниматоров, живущих в моей памяти – московский таксист.

Когда жизнь кажется невыносимой и не имеющей смысла, я вспоминаю, как он вез меня, отчаявшуюся и раздавленную сложностью бытия, из Митино в Новогиреево, и молча слушал мои претензии ко Вселенной.

Когда претензии кончились, таксист, вопреки моим ожиданиям, не стал утешать или подбадривать меня, а вместо этого повел свой неторопливый рассказ.

– Когда мне было 12 лет, мы ехали с дедом на его разбитой шестерке в деревню. Дорога была сложной, проселочной, с ухабами и ямами. Дед матерился на каждой кочке, а я с тоской думал о своем ближайшем будущем. Три месяца в деревне не вселяли в мою пацанью душу радости.