Илья ШТЕМЛЕР - BREAKFAST ЗИМОЙ В ПЯТЬ УТРА

Оля, подавляя тошноту, сказала, глядя в сонные гляделки охранника, что она вообще отказывается от пайки, объявляет голодовку и требует бумагу, чтобы письменно об этом заявить. Охранник пожал плечами и вышел…

Честно говоря, Оля о голодовке не помышляла, помнила наказ Оси, но вид камеры, а главное, уверенность в том, что отсюда ни до какого начальства не докричишься, в какой-то момент подсказали ей выход…

Вскоре Олю увели в кабинет начальника тюрьмы: объявление голодовки, тем более «политической заключенной», за делом которой следят зарубежные журналисты, - факт малоприятный. Начальник принялся популярно объяснять - заключенный, объявивший голодовку, не выходит на работу. Невыход на работу - нарушение дисциплины. Нарушение дисциплины - наказание в штрафном изоляторе, в просторечии - ШИЗО. Так что начальство имеет право отправить Олю в ШИЗО.

- Вы на все имеете право, - ответила Оля, борясь со страхом. - А мое право - есть вашу пайку или нет. И написать об этом официальное заявление. Буду сидеть в вашем противном ШИЗО.

- Противном ШИЗО, - повторил начальник и приказал отвести заключенную в штрафной изолятор.

По дороге охранник, добродушный с виду украинец, говорил сокрушенно:

- Така гарна дивчина, и что тобы в том ШИЗЕ. Ты ж там таки хвори соберешь, жизнь будешь маяться. Снидай их баланду, закрой глаза и снидай.

Пришли. Дверь тяжко и длинно скрежетала, словно не хотела оставлять Олю в этом ШИЗО, наконец захлопнулась. Несколько минут, пока глаза привыкали к полумраку, Оля стояла, оглушенная тишиной. Наконец проявились контуры узкого - в три шага - каменного мешка. Стены склизлые от каких-то испарений. Нар нет. На уровне груди железное сиденье, на которое надо еще как-то взобраться. В углу дыра-параша. И, о ужас, на полу что-то копошилось - крысы, тараканы?! «Боже мой, неужели Ося здесь сидел?» - подумала Оля. Она прислонилась к стене. Острый холод проник под одежду, обжег спину. Так она будет стоять весь день. На ночь, как предупредил конвоир, ее будут отводить в соседнюю камеру спать на нарах. А в пять утра вернут сюда - до десяти вечера. И так пятнадцать суток!..

Дверь ШИЗО отворилась. Олю вновь повели в кабинет начальника, приказывая всем встречным отвернуться лицом к стене, чтобы никто не видел, какого опасного преступника ведут по коридору.

В кабинете, кроме начальника, находился его помощник, лощеный красавчик, и пожилой врач.

- Меня все устраивает, - проговорила Оля. - Буду сидеть в ШИЗО.

Тюремщики насупились.

- Я ознакомился с вашим анамнезом, - сказал врач. - При вашем состоянии здоровья голодать, а тем более сидеть в ШИЗО означает получить неминуемые осложнения. Подумайте!

Оля молчала.

- Ах, с такой бы женщиной куда-нибудь на танцы, в ресторан, - прогнусавил красавчик зам. - Ольга Викторовна, вы такая нежная, красивая…

Оля подняла глаза. О чем он говорит, этот обалдуй?!

- Лучше сидеть в ШИЗО, - произнесла она злобно, - чем с вами в ресторане!

Начальник предложил подчиненным покинуть кабинет.

Несколько минут он молчал, разглядывая тоненькую Олю, сидевшую на краю стула.

- Послушайте, Оля, по закону мы обязаны тем, кто сидит в ШИЗО, выдать арестантскую одежду. С вас снимут все теплые вещи, даже, простите, колготки, чтобы избежать суицида. Самый страшный враг ШИЗО - холод. Люди после нескольких дней в ШИЗО попадают на больничную койку. А после пятнадцати суток вам обеспечена психиатрическая больница. И это в лучшем случае. Поверьте. Я вам не угрожаю, Оля. У меня дочь такая, как вы. Между нами говоря, я вам сочувствую. И понимаю ваши проблемы, дочка, но как вы будете бороться за свои права, если попадете в психушку? Вам по закону во всем откажут. - Оля вслушивалась в слова начальника, в интонацию его голоса. - Сейчас возвращайтесь в камеру, подумайте. Встретимся завтра.

Олю увели в камеру, где ее ждало новое мучение - общение с сокамерницами. Но как раз это испытание оказалось на удивление легким и даже увлекательным. Женщины с теплотой отнеслись к злоключениям Оли, не вникая в тонкости и детали. Им достаточно было понятие «политическая». Как?! Хрупкая, тонкая, с белой нежной кожей, бросается в бой с системой, что их, таких здоровенных баб, превратила в алкоголиков, бомжей, проституток. «Слушай, Ольга, выйдем из тюряги, я тебе - помощница! - заявила одна. - А пока вот возьми мой узел под голову, вместо подушки».

Женщины дружно справили на нарах что-то вроде постели… Сам факт, что Оля должна отмотать пятнадцать суток, внушал им почтение. Их срока «тянули» максимум на 5-8 суток. Рассказы сокамерниц об их злоключениях, в свою очередь, нагоняли на Олю ужас. Страшной, унизительной, незнакомой была жизнь этих женщин. Бросившие детей, битые мужьями, любовниками, изнасилованные милиционерами… Воровство, наркомания, болезни… Оля, цепенея, слушала их истории. И сердце сжималось от жалости и сострадания… А женщины слушали рассказы Оли о какой-то другой, инопланетной жизни необыкновенных, смелых, умных и красивых людей. И дружно уговаривали Олю отказаться от голодовки, от ШИЗО, где одна из них просидела денек… Оля и сама уже сомневалась. Слова начальника относительно психушки ее и впрямь сразили - как же она будет продолжать свое дело, бороться с родителями, выступать за права «отказников», руководить «Бедными родственниками», если ее официально объявят умалишенной - подобного статуса больше всего опасаются в этой стране все правозащитники. Оля и в голову не брала, что она и в самом деле может тронуться в ШИЗО… если вообще выживет…