О какой книге идет здесь речь-неизвестно.
В статье "1851" Чаадаев, хотя и не без иронии, называет социализм "идеей века". (С. 555).
Содержание этого отрывка напоминает некоторые детали разговора А. де Кюстина, который он имел в Английском клубе с одним "русским философом" во время своего путешествия по России в 1839 г.
На просьбу Кюстина ознакомить его" с культурным уровнем тех, кто учит в России "слову божьему","русский философ" отвечал: "В православных церквах проповеди всегда занимали очень скромное место. А в России и духовная, и светская власти энергично противились богословским спорам. Как только появилось желание обсуждать спорные вопросы, разделявшие Рим и Византию, обеим сторонам предписывали замолчать. В сущности, предметы спора столь незначительны, что раскол продолжает существовать только благодаря невежеству в религиозных вопросах<���…>Факт покажется вам совершенно непонятным и необъяснимый, но, тем не менее, это так: русский народ религии не учат. Следствием этого является множество сект, о существовании которых правительство знать не разрешает<���…>
Насильственные меры приведут к огласке, но не уничтожат зла, а действовать убеждением, значит открыть дорогу спорам-наихудшему злу в глазах нашего самодержавного правительства. Поэтому прибегают к замалчиванию, т. е. не лечат болезнь, но, наоборот, способствуют ее распространению.
— Русская империя погибнет от религиозных разногласий, — заключил мой собеседник. — Поэтому завидовать нашей религиозности может только тот, кто, как вы, судит по поверхности, не зная нас на самом деле.
Таково мнение одного из самых проницательных и искренних русских ( Кюстин . Николаевская Россия. М.,1930. С. 212–213). Личность этого русского философа давно привлекала внимание исследователей (см.: Струве Г. Русский европеец. Нью-Йорк,1950). В сущности, выбор колебался между П.Б.Козловским и Чаадаевым. Как правило, аргументом против Чаадаева был тот факт, что проблемами русского раскола и сектантства он не интересовался. Но как видно из комментируемого отрывка, это не соответствует действительности. Кроме того, в библиотеке Чаадаева имеется книга Димитрия Туптало "Розыск о раскольнической брынской вере, о учении их, о делах их и изъявлении, яко вера их неправа, учение их душе вредно, и дела их не богоугодны" ( Каталог. № 19). В книге много отметок Чаадаева, свидетельствующих о внимательном чтении, причем особо Чаадаевым отмечены аргументы "раскольщиков",в частности протопопа Аввакума. ( Каталог. № 19. С. 388).
Все это говорит не только о большом интересе Чаадаева к расколу, но и свидетельствует о том, что московским собеседником Кюстина вполне мог быть Чаадаев.
Кроме того, если предположить, что этим собеседником Кюстина был П.Б.Козловский, то непонятно, почему первый не называет имени второго: в первых главах своей книги, передавая свой разговор с Козловским (причем последний высказывает мысли куда более предосудительные с точки зрения русского правительства, чем "русский философ"), Кюстин открыто называет своего собеседника.
Напротив, вполне понятно, почему Кюстин не называет "русского философа" по имени, если этот философ-Чаадаев: обнародование его имени могло бы навлечь на него новые преследования со стороны правительства, чего Кюстин, конечно же, стремился не допустить. Не называет он Чаадаева по имени и в специально посвященной ему главе своей книги (отрывок из этой главы см. в Приложениях).
Отрывок представляет собой пародию на стиль и дух славянофильских сочинений о превосходстве русских "начал" над западноевропейскими. О том, что Россия в лице славянофилов претендует "на звание народа с высшей против других цивилизацией, ссылаясь на сохранение спокойствия во время пережитого недавно Европой потрясения", Чаадаев писал в статье" L'Univers…"(С. 569).
О ком идет здесь речь неизвестно, но можно предположить, что этот самый "известный всем человек", о портрете которого рассказал М.И.Жихарев в качестве примера острой наблюдательности Чаадаева. "У меня в комнате, — пишет М.И.Жихарев, — висел портрет очень известного всем входившим в комнату человека. Этот портрет видело очень много людей, и у меня, и в некоторых других местах, и никогда про него никто ничего не говорил. Как увидел его Чаадаев, немедленно в нем указал очень нелестное сходство с одним не совсем благородным животным, в чем прежде видевшие, безо всякого прекословия, потом и согласились ( BE. сент.,1871. С. 19).
Читать дальше