Деррида Жак - О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только

26 августа 1979 года. Я ошеломлен, но восхищен тем, что не подумал об этом в течение последних месяцев. Это единственная хитрость или, названная по-другому, уловка, к которой я не прибегал. Я и не думал воспользоваться ею, не думал о ней, о той, о которой я, без сомнения, не вспомню.

Просто удивительно, мне было немногим более четырех лет, легко подсчитать, родители были внизу в саду, а я на веранде, с ней наедине. Она спала в своей колыбели, а я только помню, как целлулоидный младенец вдруг вспыхнул за две секунды, и ничего больше (ни то, что я сам его поджег, ни малейшего волнения по этому поводу теперь, только помню, как примчались мои родители). Ведь то, что я сжег кукольного младенца вместо нее, если я опубликую это, люди подумают, что это только моя выдумка, литературный прием. Я замечаю, что, разговаривая с тобой о читателях, я всегда называю их людьми, что ты об этом думаешь?

единственное существо, эта сестра, единственное в мире, с которым я не припомню, чтобы у меня когда-либо возникло хоть облачко раздора или тень обиды. Это правда, что я ее не знаю, я знаю ее немного как мать Мартины. И они мне также не поверят, если я скажу, что слово «чемодан» для меня всегда останется отрывком возгласа, который я издал при ее рождении, детское высказывание, ставшее притчей во языцех: «я хочу, чтобы ее вернули обратно в чемодан». (Я себе говорю в данный момент, что «вернуть» не менее многозначительно, чем «чемодан».) Отец моей матери внес меня в комнату после ее появления на свет, они не придумали ничего лучшего, как внушить мне, что этот чемодан (в моей памяти он предстает как гигантских размеров баул, в котором, несомненно, помещался акушерский набор того времени и который находился в этой комнате уже несколько недель), так вот, что этот самый чемодан и подготовил ее рождение, а может, даже и заключал ее в себе, как в утробе. Мне рассказали, что дед смеялся над этим больше, чем другие. Без сомнения, это был первый желанный Холокост (как говорят, желанный ребенок, желанная девочка).

27 августа 1979 года. Ты только что позвонила. Нет, только не Феникс (впрочем, это для меня, на моем фундаментальном языке, марка анисовой кашерной водки в Алжире.

Я вновь подумал об услужливой Офелии. Эта не стала сумасшедшей, она вышла замуж такой молодой, я мог бы сказать почти в семь лет. Кстати (по поводу моей теории единств и семейного романа, всей серии теорий, которые регулируют наши парадоксы и делают нас взрослее независимо от нас самих за пределами всего. Мы за пределами всего, и я в твоем кармане, меньше чем когда-либо).

и на пути открытки, маленькая пауза, ты натыкаешься на Аристотеля: самец, у которого первый раз сперма начинает появляться в возрасте дважды по семь лет, затем речь идет о нересте рыб, который соответствует периоду, кратному семи, о смерти грудных детей перед 7 днем, именно поэтому они получают свои имена на седьмой день, о недоношенном младенце, живущем при рождении на седьмом, а не на восьмом месяце, и так далее, в этой истории из жизни животных не хватало только обрезания. Первый номер телефона в Эль-Биаре незабываемый, я тебе говорил, 730 47: в начале и в конце 7, в середине 3+4, которые находятся по обе стороны от нуля в центре.

28 августа 1979 года. Я только что встал, позвонила Немезида. Твое письмо вызвало смех. То, что мы еще смеемся, это чудо, за которое я благодарен тебе.

Нет, не апостолы, а послания, вот мой роман. Вот порядок: Пол в первую очередь (маленький брат умер за год до меня, и они не хотели знать или говорить из-за чего: «он неудачно упал», как я однажды от них услышал, честное слово, так и сказали. Ему было всего несколько месяцев). Затем значит Жак, Пьер и Жан. И ничего никогда не происходит преднамеренно.

Вот еще С П., согласен (я хочу сказать, секрет Полишинеля), но я готов поклясться на огне. В остальном они ничего не поймут, даже если они уверены во всем, особенно в этом худшем случае. Там, где я говорю правду, они увидят только огонь. Ты знаешь, что София Фрейд была кремирована.

29 августа 1979 года.

7, Бог мой

«A ministering angel shall my sister be, when thou liest howling».

и либидо, говорил

брат Кристианы Гегель, никогда оно не нарушит покой между братом и сестрой, это связь «без желания» Ты видишь, куда он клонит, нет, скажи мне это.

Не забудь, у Парисова Сократа голубая борода. Это не очень вяжется, но Парис изображает его обутым как знатного человека и перед маленьким рабом с босыми ногами, маленький плато, его ученик, его зрачок, который его видит, а сам остается невидимым, который его показывает и представляет. Но они представляют один другого, и в этом есть какая-то непостижимая логика, вот к чему мы пришли.