Игорь Футымский - Онтология взрыва

Недаром Джордж Сорос, весь успех которого нанизан на его стартовое недоверие к устоявшимся схемам знания, назвал книгу о своем опыте в финансовом ремесле "Алхимия финансов". Реальность совсем не однородна по отношению к методам ее изучения, объясняет Сорос. Те ее участки, в которых взаимодействие изучающего Я с ее фрагментами незначительно, обслуживаются старыми добрыми научными технологиями, отличающимися однозначной определенностью и точечной четкостью модельных образов. К такому идеалу научности приучила нас классическая физика, но он не работает там, где взаимодействие Я с изучаемыми обстоятельствами реальности заметно влияет на состояние реальности. Эту отличительную и решающую близость Я и реальности Сорос называет рефлексивностью, что довольно точно адресует нас к теории множеств и к парадоксу Бертрана Рассела.

Предсказательные возможности классической физики обеспечены силлогистической простотой аристотелевской формальной логики.

В мире, наполненном междучеловеческими отношениями, классическая логика служит только антиисторицисту Карлу Попперу для того, чтобы опровергнуть возможность научных предсказаний. Мир междучеловеческих отношений, постоянно изменяющих его, - это мир социальности. Х. Ортега-и-Гассет как-то с удивлением обнаружил, что самые авторитетные труды и самые фундаментальные исследования по социологии не содержат и намека не только на определение материи социальности, но и на сами поиски ее. То есть социальность как слой реальности в них не только не кодифицирована онтологически, но даже не попала под вопрос о такой возможности. Это открытие, сделанное им в разгаре 20-го века, поразило его. Оно способно поразить любого, кто приучил себя к мысли, что социология - это надежно разработанная наука с устойчивыми квалификационными возможностями.

Без фундаментальных разработок на глубине онтологических оснований любое знание остается алхимическим. Кажется, интуитивно это поняли еще математики конца прошлого века, когда бросились создавать теорию чисел, а затем теорию доказательств. (Математику 19-го века трудно назвать алхимической - несколько веков до этого она имела дело с числами и доказательствами, ее онтологическое начало присутствовало в ее аксиоматических системах.) Казалось, оставалось навести дедуктивный блеск в математическом доме, сделать евроремонт в стиле кантовских "Критик". Но так иногда бывает: рассчитываешь на легкие поправки, снимаешь старую штукатурку, а то, что находишь под ней, отправляет к краеугольным камням. Так прогулочный проект Гильберта создать унифицированную теорию математического доказательства закончился теоремой Геделя о неполноте, ограничивающей глубину доказательности для любой дедуктивной системы.

Еще история с 5-м постулатом Эвклида, счастливо разрешившаяся исторически совсем незадолго до замыслов Гильберта, дала повод задуматься о том, что сколько угодно глубокое умозрение не имеет бесконечно глубоких аксиоматических корней.

Онтологическая структура любого знания подвержена эволюции таинственным образом приходит время ее углубления. Но еще прежде она должна сформироваться вообще, положив начало нормативной значимости этого знания. Как показала практика последних 4-х веков, нормативная значимость науки заполняет пространство за зоной устойчивого онтогенеза*

*Здесь и далее слово "онтогенез не имеет отношения к биологии: оно обозначает процесс рождения и развития онтологической идеи теории.

внутри нее. За отчетный период такая зона пришлась для физики на 17-20 века, для химии - на 18-20. Онтологическая кодификация биологии - вообще дело недавних лет, когда Уотсон и Крик структурировали биологическую реальность с помощью информационной молекулы ДНК.

Онтологический прорыв в физике 18-го века инициировал и ныне процветающую механическую инженерию, хотя, с другой стороны, ее потребностями в нормативно значимом знании он и был востребован. То же справедливо и для теплоинженерии, электроинженерии и химической инженерии в 19-м веке. Триумфальным событиям, связанным с ДНК-инженерией в конце 20-го века мы все - живые свидетели.

Вопрос о возможности онтогенеза кажется более прозрачным, чем вопрос Канта о возможности метафизики. Это и понятно: метафизика, как ее понимал еще Кант, должна одновременно решать все вопросы и сразу, а онтогенез постепенно и только некоторые. Слишком ли молоды социальные науки для онтогенетического взрыва, и возможен ли он вообще для такого особого, по Соросу, знания - это вопрос отдельный, но, кажется, музыкальное чутье Ортеги-и Гассета не подвело его в том, что в этой области знания об онтогенезе говорить рано. Когда речь заходит об идеях закона, права, государства, национального и интернационального, коллективности, авторитарности, свободы, социальной справедливости и несправедливости, капитализма, социализации и либерализации, общественного мнения, общественных полномочий, правильной и неправильной политики, пацифизма и милитаризма, отечества и человека и т.д., и т.п.*,