Эвальд Ильенков - Понимание абстрактного и конкретного в диалектике и формальной логике

Здесь явственно проглядывает тенденция эмпиризма, традиция Локка. Однако с нею Кант соединяет предельно рационалистический взгляд на природу «синтеза определений понятия». Этот синтез, соединение определений в составе понятия (т. е. конкретность понятия) не может, естественно, ориентироваться просто на чувственно-данное эмпирическое многообразие явлений. Чтобы претендовать на теоретическое значение, этот синтез должен опираться на другой принцип — на способность соединить определения «априори», независимо от эмпирического опыта. Тем самым «конкретность» понятия (т. е. то единство во многообразии, единство различных определений, которое обладает всеобщим и необходимым значением) объясняется и выводится Кантом из природы человеческого сознания, которое якобы обладает изначальным единством — трансцендентальным единством апперцепции. Это последнее и есть истинное основание конкретности понятия. К вещам «в себе», к чувственно-данной конкретности. конкретность понятия тем самым никакого прочного отношения не имеет.

Гегель также исходил из того, что абстрактно всякое понятие, — если понимать под абстрактностью тот факт. что понятие никогда не выражает в своих определениях всю полноту чувственно-созерцаемой действительности. В этом смысле Гегель стоял гораздо ближе к Локку, чем к Миллю и средневековому номинализму. Он прекрасно понимал, что определения понятия всегда заключают в себе выражение некоторого общего, — уже потому, что понятие всегда осуществляется через слово, а слово всегда абстрактно, всегда выражает нечто общее и не может выразить абсолютно единичного, неповторимого.

Поэтому абстрактно мыслит всякий, и тем абстрактнее, чем беднее определениями те понятия, которыми он пользуется. Мыслить абстрактно — это вовсе не достоинство, а, наоборот, недостаток. Вся хитрость в том, чтобы мыслить конкретно, чтобы выражать через абстракции конкретную, специфичную природу вещей, не просто сходство, не просто общее между различными вещами.

Конкретное понимается Гегелем как единство во многообразии, как единство различных и противоположных определений, как мысленное выражение органической связи, сращенности отдельных абстрактных определенностей предмета в составе данного, специфического предмета.

Под абстрактным же Гегель понимает (как и Локк, но не так, как Милль и схоластики) любое общее, выраженное в слове и в понятии сходство, простое тождество ряда вещей друг другу, — будь то дом или белизна, будь то человек или стоимость, собака или добродетель.

Понятие «дом» в этом смысле ровно ничем не отличается от понятия «доброта». И то и другое фиксируют в своих определениях то общее, что свойственно целому классу, ряду, роду или виду единичных вещей, явлений, духовных состояний и пр.

И если в слове, в термине, в символе, в названии выражено только это — только абстрактное сходство ряда единичных вещей, явлений или образов сознания, то это и не есть еще, по Гегелю, понятие. Это всего-навсего абстрактно-общее представление, форма эмпирического знания, чувственной ступени сознания. Смыслом, значением этого псевдопонятия всегда оказывается то или иное чувственно-наглядное представление.

Понятие же выражает не просто, общее, но «общее такое, которое заключает в себе богатство частностей», постигнутое в их единстве. Иными словами, подлинное понятие не только абстрактно (чего Гегель, конечно, не отрицает), но и конкретно — в том смысле, что его определения (то, что старая логика именует признаками) сочетаются в нем в единый комплекс, выражающий единство вещей, а не просто соединяются по правилам грамматики.

Единство определений, их смысловая связь, через которую только и раскрывается содержание понятия, это и есть его конкретность, по Гегелю. Вырванное из контекста, отдельное словесное определение абстрактно и только абстрактно. Введенное же в контекст научно-теоретического размышления, любое абстрактное определение становится конкретным определением.

Подлинный смысл, подлинное содержание каждого отдельно взятого абстрактного определения раскрывается через его связь с другими такими же определениями, через конкретное единство абстрактных определений. Поэтому конкретное существо дела всегда выражается не в абстрактной «дефиниции», а через развертывание всех необходимых определений предмета в их связи.

Поэтому-то понятие, по Гегелю, и не существует виде отдельного слова, отдельного термина, символа. Oно существует только в процессе его раскрытия через суждение, через умозаключение, выражающее связь отдельных определений, и в конце концов — только через систему суждений и умозаключений, только через целостную развернутую теорию. Если же понятие вырвать из такой связи, то от него остается только его словесная оболочка, лингвистический символ. Содержание понятия, его смысл, остался вне его — в рядах других определений, ибо отдельно взятое слово способно только обозначать предмет, называть его, способно служить только знаком, символом, меткой, признаком.