Георг Гегель - Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

{337}

субъект отказывается от прямого обращения к богу и просит помолиться за себя других; как следствие этого, благоговение перед чудотворными изображениями, даже мощами, и ожидание от них чудес; вообще оправдание внешними делами, заслуга, которая должна быть приобретена поступками и даже допускает перенесение ее на других и т. д. — Все это подчиняет дух некоторому вне-себя-бытию, вследствие* чего понятие о нем в самом сокровенном существе своем понимается неправильно и извращается, а право и справедливость, нравственность и совесть, вменяемость и долг губятся в самом корне их.

Такому принципу и этому развитию несвободы духа в сфере религиозного соответствует лишь законодательство и устройство правовой и нравственной несвободы, а также состояние бесправия и безнравственности в действительном государстве.

Совершенно последовательно католическая религия так громко восхвалялась и нередко и теперь еще восхваляется как такая, при которой единственно только и обеспечивается прочность правительств, — на деле таких правительств, которые связаны с учреждениями, основывающимися на несвободе духа, долженствующего быть в правовом и нравственном отношении свободным, т. е. на учреждениях бесправия и на состоянии нравственной испорченности и варварства. Эти правительства не знают, однако, того, что и в фанатизме они имеют дело со страшной силой, которая лишь до тех пор и только под тем условием не выступает против них враждебно, пока они сами остаются в плену бесправия и безнравственности. Но в духе существует еще и другая мощь.

Наперекор выхождению духа из себя и его разорванности, сознание сосредоточивается в своей внутренней свободной действительности. В духе правительства и народов просыпается жизненная мудрость, т. е. мудрое знание того, что в действительности является в себе и для себя справедливым и разумным. Деятельность мышления и, еще определеннее, философия была по праву названа жизненной мудростью; ибо мышление делает явной истину духа, вводит его в мир и освобождает его, таким образом, в его действительности и в нем самом.

Тем самым содержание придает себе совершенно иной облик.

Несвобода формы, т. е. знания и субъективности, имеет по отношению к нравственному содержанию то следствие, что самосознание представляется как не-имманентное ему, а само это содержание как изъятое из сферы самосознания, так что истинным оно может быть по отношению к его действительности лишь в отрицательном смысле. В этой неистинности нравственное содержание называется святостью. Но вследствие того, что божественный дух вводит себя в действительность, вследствие освобождения действительности в направлении к нему то, что в мире должно быть святостью, вытесняется нравственностью. Вместо обета целомудрия теперь в качестве нравственного получает значение брак и, тем

{338}

самым, как нечто высшее в этой сфере человеческой природы — семья; вместо обета бедности (которому, вступая в противоречие с ним, соответствует заслуга раздачи имущества бедным, т. е.

обогащение этих последних) приобретает значение деятельность приобретения благ благодаря рассудительности и прилежанию, а также добросовестность в этом обмене и потреблении своих материальных средств, — нравственность в гражданском обществе; вместо обета слепого послушания значение получает теперь повиновение закону и основанным на законе государственным учреждениям. Это повиновение само есть истинная свобода, ибо государство есть подлинный, самого себя осуществляющий разум, — нравственность в государстве. Только таким образом и может быть налицо вообще право и нравственность.

Недостаточно, чтобы религия только повелевала: отдайте кесарево кесарю, а божие богу; ибо речь и идет как раз о том, чтобы определить, что, собственно, представляет собой кесарь, т. е. что же, собственно, относится к светской власти. Ведь достаточно хорошо известно, какие неограниченные притязания предъявляла светская власть, как, со своей стороны, и власть духовная. Божественный дух должен имманентно проникать собой все мирское, — тогда мудрость будет в нем конкретной и его оправдание в нем самом получит определение. Но эту конкретную имманентность (Inwohnen) представляют собой указанные выше формы нравственности; — нравственность брака в противоположность святости безбрачного состояния; нравственность обладания имуществом и деятельности приобретения против святости бедности и ее праздности; нравственность повиновения, посвященного праву государства, в противоположность святости послушания, чуждого всяким обязанностям и правам, порабощения совести. Вместе с потребностью в праве и в нравственности, вместе с уразумением свободной природы духа возникает разлад этой природы духа с религией несвободы. И не принесло бы никакой пользы преобразование законов и государственного устройства до уровня разумной правовой организации, если бы в религии люди не отказались в то же время от принципа несвободы.