Сергей Хоружий: «Бывают странные сближенья»: Патанджали, Палама, Кьеркегор как предтечи антропологии размыкания

Как мы видели, парадигмы конституции человека в размыкании неразрывно связаны с практиками самопреобразования человека – «практиками себя», по Фуко; однако Фуко показывал, что весь мейнстрим европейской мысли, начиная с Ренессанса и Нового Времени, а, возможно, уже и с томистской схоластики, отвергал идею «практик себя»; и тем более чуждым этому мейнстриму был мир духовных практик, стремящихся к актуальному претворению человека в иной образ бытия. Все это так – но при всем том мы с несомненностью обнаруживаем, что к истокам антропологии размыкания теснейше причастен также Серен Кьеркегор.

Обычная интерпретация творчества Кьеркегора, рисующая «датского Сократа» как основателя экзистенциалистской философии, отнюдь не наталкивает на такой вывод; она не говорит ни о какой связи философии Кьеркегора с парадигмой размыкания человека. Тем не менее эта связь существует и вовсе не является скрытой. Взяв ее в фокус философского зрения, мы вскоре различаем, что размыкание себя есть истинный ключ и к творчеству Кьеркегора, и к его жизни. С одной стороны, это для него – личная, экзистенциальная задача – задача «сделать себя открытым»; попытки ее решения постоянно обсуждаются в его Дневниках, проходят как лейтмотив его внутренней жизни. С другой стороны, это его ведущая философская тема, которая возникает в каждом из его главных трудов, всякий раз формулируясь в иных категориях и по-иному трактуясь. Рецепция философии Кьеркегора и его жизнетворчества в ключе парадигмы размыкания детально развита мною в книге «Фонарь Диогена» (М., 2010); здесь я лишь сжато воспроизведу ее основные тезисы.

В перспективе парадигмы размыкания человека, корпус главных трудов Кьеркегора предстает связным единством. Этих трудов всего шесть: «Или – или» (1843) – «Страх и трепет» (1843) – «Понятие страха» (1844) – «Ненаучное послесловие к «Философским крохам»» (1846) – «Болезнь к смерти» (1849) – «Упражнение в христианстве» (1850).

Каждый из них может рассматриваться как опыт философии размыкания, описывающий либо цельное событие (путь, процесс) размыкания человека, либо некоторые его важнейшие элементы или аспекты. Речь при этом идет, как и в исихазме, о бытийном размыкании в христианской онтологической парадигме; но, в соответствии с различиями между православным и лютеранским вероучением и типом религиозности, осуществление размыкания мыслится не как обожение, а как достижение полноты христианской веры. Путь размыкания представляется, таким образом, как путь к вере, а весь комплекс названных текстов – как серия из шести сценариев этого пути. Каждый сценарий описывает путь размыкания на основе определенного центрального принципа, из (или вокруг) которого развертывается свой дискурс, своя система понятий.

Первый труд, «Или – или», говорит о начале пути, которое, в терминах Кьеркегора, отвечает стадиям эстетического и этического сознания, еще не входя в высшую и заключительную стадию сознания религиозного. Ведущим принципом здесь выступает «этический выбор себя»: в нем человек решает сделать себя открытым, преодолев в себе эстетическое сознание, которому присуща замкнутость, и выйдя в сферу этического сознания, которое характеризуется открытостью – однако еще не онтологической открытостью к вере и Богу, а лишь тою открытостью, какой обладает всеобщее (по Кьеркегору, «этическое как таковое – всеобщее, а всеобщее – открытое» [6] 1 S.Kierkegaard. Furcht und Zittern. Jakob Hegner Verlag. Koln-Olten, 1968. S.273. ). «Страх и трепет», напротив, делает предметом финал, телос (в терминах духовных практик) пути размыкания, т.е. состояние веры, рассматриваемое на примере праотца Авраама в акте жертвоприношения Исаака. Мы видим здесь, в частности, очень характерный для Кьеркегора момент в трактовке веры и онтологического размыкания: особо подчеркивая необходимость молчания Авраама (никому не сказавшего об услышанном велении Бога), философ утверждает, тем самым, что открытость, разомкнутость человека к Богу означает одновременно замкнутость к окружающим, она не соединяет с людьми, а отделяет от них. Далее, после «сценария о Начале» и «сценария о Телосе», в «Понятии страха» описан уже цельный путь, строящийся на базе принципа экзистенциального страха. В этом знаменитом трактате, ставшем классикой экзистенциализма, представлена последовательность формаций страха, крайне разнообразных, разноприродных, посредством которых сознание «воспитывается к вере».

Детальней всего здесь разбирается «страх перед добром», присущий «демоническому» типу сознания и прямо предшествующий финальной формации – «спасающему страху», что вводит непосредственно в состояние веры. Очередной сценарий, развернутый в «Ненаучном послесловии», – самый пространный. Здесь вводится наконец ключевой концепт «экзистенция»; на его основе строится неклассический философский дискурс, и в его рамках возникает целое множество концепций и теорий: об экзистенциальной коммуникации, стоящей на принципе «невозможности прямого сообщения», о проблеме познания, о юморе и иронии, абсурде и парадоксе и др. Что же до размыкания и пути к вере, то этот путь описывается на основе принципа «экзистенциального пафоса», который преобразуется, или «потенцируется», проходя ряд ступеней, восходящих к «абсолютному телосу». Высшие ступени суть отрешенность, страдание и полнота сознания вины. Надо заметить, что «потенцирование пафоса», как и все экзистенциальные практики, вводимые Кьеркегором, не является практикой холистической (интегральной), ибо не включает телесного аспекта; и в этом – существенное отличие экзистенциальных практик от духовной практики. В следующем сценарии, представленном в «Болезни к смерти», производящим принципом избирается отчаяние. Здесь много сходства со сценарием страха: путь размыкания, путь к вере прокладывается через сложную серию формаций отчаяния, которые служат препятствиями на этом пути (отчаяние, по Кьеркегору, – «болезнь к смерти», противоположность болезни Лазаря, которая «не к смерти, но к славе Божией» (Ин. 11,4)).