Дело, конечно, в том, что Гегель вычленяет общественные отношения лишь в том виде, как они даны в отношениях общественного сознания, и принципиально не идет от последних к их материальным объективным основам, к отношениям, выражающимся в общем строении сознания и определяющим его. Наоборот, связи общественной жизни рассматриваются Гегелем как объективация соответствующих отношений общественного сознания. И именно потому, что он не идет к материальному содержанию общественного сознания, последнее пришлось объяснять опять-таки через индивидуальное сознание, произведя над ним как эмпирически исходным пунктом ряд абстракций, которые учитывали бы определённые внеиндивидуальные проявления, т. е. самим же Гегелем открытые реальные отношения общественной жизни (абстракции «абсолютный субъект» и т. п… именно таковы по своему строению). Это отразилось и на трактовке истории познания, представляющего собой высокоспециализированную форму общественного сознания, которая складывается иначе — и этот пункт у Гегеля постоянно ускользает, — чем надындивидуальные, общественно-духовные образования непосредственного процесса жизни.
К. Маркс как-то заметил, что философы «знают лишь отношение «Человека» к самому себе, и поэтому все реальные отношения становятся для них идеями» [78] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 64.
. Если же все сведено к мыслям, что ничего не стоит, взяв внешне известные объективные мыслительные формы, абстрагировать «человека вообще», «человека как такового», который мыслит в этих формах и проходит их одну за другой в определенной исторически временной последовательности. Причем, ударение здесь падает на мыслительную работу индивида в его отношении к общественной среде и истории: он их должен ассимилировать работой мысли. Задача свелась к тому, чтобы выяснить, как во всех общественно значимых явлениях истории мысли проявляется и действует собственный абсолютный и вечный разум человека, т. е. к тому, чтобы снять эти общественные и исторические формы как «отчуждение» последнего. В итоге, исследуя историю познания, Гегель воспроизводил в ней не фактическую историю выработки знаний, развития отражения предмета, а то, как наличное знание выступало в образовании, в сознании. Этот вульгарный элемент гегелевской исторической концепции и был подхвачен современным иррационализмом в «философиях культуры» и типологиях (Шпенглер, Зиммель, Дильтей, Шпрангер, Ортега-и- Гассет, Ясперс и др.) [79].
Истории знаний у Гегеля отводится в итоге весьма специфическая роль. Инородность, историчность других форм знания (и вообще форм духовной культуры) есть лишь видимость, есть лишь «отчуждение» во времени вечного и абсолютного духа, который является полностью приобретенным достоянием современности и воплотился в ней. Исторические формы и образования — это просто отчужденно во времени выраженные этапы, ступени логической эволюции этого «единого». В то же время «единому» необходима история, ибо оно должно развернуть себя и сознательно овладеть всем наличным «в себе» богатством, многообразием своих сторон. Отчуждение во времени — необходимое средство этого «абсолютного самопознания». Современный (и вечный по сути дела) дух осваивает себя, изобразив свое содержание в становлении, он «сознает себя посредством развития определений» [80]. Он как бы притворяется историческим. Реальная история — продукт этого притворства, этой условной игры.
Функционирование понятого содержания знания в сознании субъекта культуры (совокупно-человеческого или индивидуального) здесь отождествлено с реальным развитием содержания. Но это означает, с другой стороны, что исторический процесс трактуется как логический процесс. Система фактических связей истории познания действительности подменяется системой образования человечества (или индивида). На передний план выступает демонстрация знания о наличном знании, а не исследование возникновения содержания знания (сознания) из соотношения с тем, что само не является знанием (сознанием). В рамках такого теоретико-методологического подхода история знаний изображается Гегелем в основном как ход образования современного человека, который захотел бы органично усвоить всю духовную культуру человечества, но не как фактическую историю людей прежних времен, а как ряд отчуждений своей собственной абстрактно-духовной природы. Гегель вводит, следовательно, такое понятие об историческом движении познания, которое предполагает фактическое отождествление самого этого движения с функционированием его сложившихся и «снятых» элементов в системе более позднего сознания. Связь и переход функционально различных элементов сложившейся системы знаний выступают как история их возникновения друг из друга. В то же время современное знание интересует Гегеля как ставшее, как конец развития, а не как продолжающийся процесс исследования. Вследствие этого история познания сводится к истории осознания целостного строения извечной истины. История знаний есть осознание во времени и в определенных исторических обстоятельствах уже наличной (независимо от этих обстоятельств и времени) системы мыслей. Следовательно, исторично не содержание знаний, а его осознание. Но, с другой стороны, Гегель проводит мысль, что сознание и есть реальное историческое возникновение, творение.
Читать дальше