Александр Пятигорский - Мышление и наблюдение

В действительности мышления «настоящее» не только абсолютизируется как объект, обладающий своими особыми объективными свойствами (включая и мыслимость как одно из таких свойств, но и как особое условие мышления, благодаря которому мышление в его редукции к месту прошлого мышления становится уже вполне безусловным прошлым временем. Это безусловное прошлое время оказывается противопоставленным условному настоящему мышлению как один из объектов последнего.

Редукция времени к месту может быть мыслима только задним числом. Но она мыслима не как проявление какой-то «органической способности» мышления, а скорее как элемент рефлексии или фаза процесса рефлексии. Тогда можно будет представить место, из которого я думаю, как не-мышление, то есть как то, что определенно противопоставлено мышлению в «настоящем» времени, выраженному в «я мыслю» или «я думаю». Поэтому, все пока нами сказанное о месте и времени мышления с точки зрения «условного настоящего времени» мышления можно переформулировать следующим образом: «Место, из которого я мыслю» противопоставлено «я мыслю» как не-мышление противопоставлено мышлению и одновременно как прошлое мышление противопоставлено настоящему. И, наконец, «место» здесь оказывается противопоставленным условному настоящему времени мышления, выраженному в «я думаю» таким же образом, каким «пространство вообще» оказывается противопоставленным «времени вообще» (и, можно было бы добавить — в отношении «мышления вообще»).

При этом, однако, нам необходимо иметь в виду различие между конкретным, чувственно (а не только умственно) представимым местом, из которого я думаю и пространством как своего рода абстрактной, умопостигаемой категорией, устанавливаемой в мышлении, где «пространство» обозначает то, что содержит в себе все объекты, мыслимые и немыслимые данного или любого другого мышления. Место же в нашем рассмотрении всегда выделено, отмечено определенным конкретным прошлым мышлением — именно место мышлением, и не мышление местом! Поэтому, когда мы говорим: «древнеиндийская философия», «классическая немецкая философия» и так далее, то«индийская» и «немецкая» — это условные (то есть вводимые в порядке условий мышления) обозначения мест по мышлению (но никак не мышления по местам!). Эти обозначения вводятся, когда речь идет именно о «макропространствах мышления». В отношении этих макропространств весьма часто совершается та же привычная ошибка, что и в отношении «макроотрезков времени мышления», когда время мышления мыслится как это мышление определяющее.

Теперь, может быть, мне остается спросить самого себя: из какого места происходит (случается) думание о мышлении, названное мной «обсервационная философия»? Чтобы ответить на этот вопрос, мне надо будет прежде всего отделаться от истории (от своей собственной — в первую очередь!). Я думаю также, что мой ответ должен будет предполагать редукцию условного настоящего времени моего мышления к месту уже совершенного мышления. Безусловно соглашаясь с мнением тех, кто (как Арнис Редович) считает, что, строго говоря, о мысли нельзя сказать, что она «имеет место», я говорю: да, мысль не имеет места, но она имела место. Я думаю, что все парадоксы и аберрации эмпирицистского подхода к мышлению (от буддийских философов второй половины первого тысячелетия н.э. до британских эмпириков и некоторых «неосторожных» неокантианцев XIX века) имеют своей основной причиной игнорирование того, что происходит (случается) в промежутке, в «зазоре», так сказать, между «мысль не имеет места» и «мысль имела место». Здесь господствует неопределенность или, как весьма остроумно заметил Владимир Калиниченко: «Все не так просто, как «мысль или есть, или ее нет». И он же еще лучше о той же неопределенности, — хотя вместо места говорит о ситуации: «Когда мы знаем, что ситуация была таковой, то знаем, что она не предопределяет того, что случится». Я бы даже пошел дальше и сказал: «Это сама мысль в ее абсолютной таковости пост-детерминирует («после-определяет») место (ситуацию, и так далее), из которого она мыслится.

Тогда я бы заключил, что место, из которого я думаю об обсервационной философии сейчас, видится мне беспорядочным нагромождением впечатлений и образов, на которые долго и постепенно накладывается «сетка» еще не сформированных пространственных клеточек — все то, чему только еще предстоит стать ландшафтом «настоящего» мышления.