Василий Джелдашов - Карлос Кастанеда. Расколотое знание

На время допустим, что Человек сотворён для Жизни. Но где есть Жизнь, там есть и Смерть. Известно, что Фрейд, как и мифология, прошлая и современная, обожествил смерть. Но бог ли – Танатос?

«Я сказал, что не могу себе логически уяснить причину моей паники, и он заметил, что это не был страх смерти, а скорее страх потерять свою душу – страх, обычный для людей, у которых отсутствует непреклонная устремлённость» (К-1).

«Он сделал знак глазами. Я оглянулся, и мне показалось, что я заметил, как над камнем что-то мелькнуло. По спине прокатилась холодная волна, мышцы живота непроизвольно напряглись, и всё тело судорожно дёрнулось. Мгновение спустя я совладал с собой и тут же уверил себя в том, что движение, которое я заметил над камнем, – это оптическая иллюзия, вызванная резким поворотом головы.

– Смерть – наш вечный попутчик, – сказал дон Хуан предельно серьёзным тоном. – Она всегда находится слева от нас на расстоянии вытянутой руки.

Когда ты в нетерпении или раздражен, оглянись налево и спроси совета у своей смерти. Масса мелочной шелухи мигом отлетит прочь, если смерть подаст тебе знак, или если краем глаза ты уловишь её движение, или просто почувствуешь, что твой попутчик – всегда рядом и всё время внимательно за тобой наблюдает.

Я сказал, что верю и что в этом плане ему больше нет нужды на меня давить, потому что я и так в ужасе. Дон Хуан разразился своим раскатистым грудным хохотом.

Он ответил, что в вопросах, касающихся наших взаимоотношений со своей смертью, просто невозможно нажать на психику человека так сильно, как следовало бы. Но я возразил, сказав, что в моём случае бессмысленно столь углублённо это рассматривать, потому что ничего, кроме ощущения страха и дискомфорта, мысль о смерти мне не даёт.

– Ты просто доверху набит всяким вздором! – воскликнул он. – Единственный по-настоящему мудрый советчик, который у нас есть, – это смерть. Каждый раз, когда ты чувствуешь, как это часто с тобой бывает, что всё складывается из рук вон плохо и ты на грани полного краха, повернись налево и спроси у своей смерти, так ли это. И твоя смерть ответит, что ты ошибаешься и что, кроме её прикосновения, нет ничего, что действительно имело бы значение. Твоя смерть скажет: «Но я же ещё не коснулась тебя!» (К-3).

«Смерть не имеет собственного бытийного содержания. Она живёт в истории мысли как квазиобъектный фантом, существенный в бытии, но бытийной сущностью не обладающий. Танатология молчаливо разделила участь математики или утопии, чьи объекты – суть реальность их описания, а не описываемая реальность». ( Исупов К. Г. Русская философия смерти. (ХVIII – ХХ вв.). // Сб.: Смерть как феномен культуры. Сыктывкар, 1994. )

Жизнь тоже не имеет «собственного бытийного содержания». Жизнь, которую мы описываем и даже которую не сознаём, не есть реальность. Так как описывать и воспринимать – это говорить о том, что уже прошло, а значит, уже «не реально».

Вы только посмотрите, сколько же напридумано всяких сказок для взрослых, только чтобы заглушить страх смерти: «Индусская книга смерти», «Египетская книга мёртвых», «Тибетская книга мёртвых», да мало ли этаких «успокоилок»!

«Дон Хуан ещё раз повторил мне то, что объяснял несколько лет назад: наша смерть – это тёмное пятно чуть позади левого плеча. Маги знают, когда человек близок к смерти, потому что могут видеть похожее на движущуюся тень тёмное пятно, такое же по форме и размеру, как человек, которому оно принадлежит» (К-8).

«У меня в багажнике лежала тибетская «книга мёртвых». Я решил использовать её в качестве предмета обсуждения, поскольку в ней речь идёт как раз о смерти.

Он внимательно слушал, не перебивая. Казалось, что ему очень интересно.

– Я не понимаю, почему эти люди говорят о смерти так, словно она похожа на жизнь, – мягко сказал он.

– Может, так они её понимают? Как ты думаешь, тибетцы, писавшие эту книгу, были видящими?

– Вряд ли. Если человек видит, то для него всё равнозначно. Если бы тибетцы могли видеть, они понимали бы, что ничто не остаётся прежним. Когда мы видим, нет ничего известного, ничего, что осталось бы в том виде, к какому мы привыкли, когда не видели.

– Но видение, наверно, не одинаково для всех?

– Не одинаково. Но это всё равно не означает, что жизнь имеет какое-то особое значение. Для видящего ничто не остаётся прежним, ему приходится пересматривать все ценности без исключения» (К-2).