Жиль Делёз - Лекции о Спинозе. 1978 – 1981

Ответ: Я признаю́, что прекрасно понимаю, все, что говоришь ты: это может мне показаться даже очень интересным, но я признаю́, что, на мой взгляд, здесь нет ничего спинозианского.

Вопрос [Контесс] : Я и не говорил, что это было спинозианство!

Ответ: Ах, согласен. Спиноза не стал бы говорить по поводу смерти, приходящей извне, что, следовательно, она с необходимостью происходит внутри. Если вы поняли, на этом уровне у Спинозы нет интериорности. Все экстериорно, и это тоже остается вовне. Единственная интериорность в том смысле, как ее понимает Спиноза, это – и он употребляет это слово – вместо сингулярных сущностей речь пойдет о сущностях интимных. Это означает что? Это означает, что интенсивная часть обладает некоей интериорностью. В чем же состоит ее интериорность? Как ни странно, интериорность соответствующей степени потенции есть способ, каким она включает в себя другие степени потенции. И именно это – одно из главных различий между экстенсивными частями и частями интенсивными. Какая угодно интенсивная часть есть pars intima , то есть часть интимная. Что означает «интимная часть»? Опять-таки, и это очень точно, это означает, что некая степень потенции как таковая включает в себя степени потенции более низкого уровня – они не смешиваются, – но она включает в себя и степени потенции более высокого уровня. Именно благодаря такой интимности, глубинной сокрытости всех сущностей в каждой сущности всевозможные сущности друг к другу подходят. Здесь то, что ты только что сказал, я мог бы повторить на уровне сопряжения сущностей и этого глубинного присутствия всех сущностей в каждой. Стало быть, для Спинозы на этом уровне нет интериорности. Ведь на уровне существования и экстенсивных частей только и существует, что экстериорность, никакой интериорности нет. Выходит, что аффекты, зависящие от экстенсивных частей, остаются аффектами экстериорности. Так что, как я полагаю, Спиноза не мог принять на собственный счет формулировку, которую только что употребил Контесс, а именно: «аффект, пришедший извне, с необходимостью происходит внутри». Он не может происходить внутри, потому что внутренний аффект может быть лишь аффектом сущности как таковой, как интенсивной части, как степени потенции. Тогда как аффекты, приходящие извне, могут быть лишь аффектами, зависящими от взаимодействия одних внешних частей с другими. И между двумя разновидностями аффектов нет коммуникации. Я могу перейти от первого рода познания ко второму и третьему роду, но аффект первого рода, аффект-страсть, не проходит через внутреннее, то есть не становится аффектом сущности.

Итак, вся твоя разработка весьма интересна, а пример вызывает дрожь, потому что ты понимаешь, что у Миллера (Миллер забавный автор в этом отношении), нас занимает, – у него действительно есть страницы, неоспоримо спинозианские. У Миллера – хотя он и не комментатор Спинозы, но он имеет все права на это – иногда, при непротиворечивости его собственного вдохновения, иногда имеются чрезвычайно спинозианские элементы инспираций, и потом есть инспирации, которые восходят к чему-то совершенно иному, пусть даже целая сторона его творчества восходит к Достоевскому, а наилучшее, прекраснейшее – это то, что восходит к нему самому, а именно, что все операции состоят из сочетания одних элементов с другими, сопрягаются друг с другом. Однако до какой степени все элементы, которые разработал ты, очевидно, не являются спинозианскими, догадаться нетрудно, если вы припомните идеал Спинозы.

Мир двусмысленных знаков

Идеал Спинозы – я не напоминал о нем, но воспользуюсь им, чтобы напомнить о нем здесь, – поистине в том, что мир неадекватного и страсти есть мир двусмысленных знаков, мир смутных и двусмысленных знаков. И вот, ты разработал в духе Миллера пример именно смутного знака. Но ведь Спиноза не допускает никаких оттенков: вы топчетесь в познании первого рода, вы влачите наихудшее из существований, пока остаетесь при двусмысленных знаках, будь то знаки сексуальности, знаки теологии или неважно чего, – все равно, откуда эти знаки исходят, – знамения ли это пророка или знаки любовника, – это сводится к тому же самому, к миру двусмысленных знаков. Но ведь наоборот, все возвышение ко второму роду и к третьему роду познания означает максимальное подавление… Спиноза будет всегда говорить о максимуме, в связи с законом пропорций: разумеется, мы обречены, всегда будут иметься двусмысленные знаки, мы всегда будем под их властью, это такой же закон, как и закон смерти. Но в лучшем случае вы можете заменить двусмысленные знаки сферой однозначных выражений, столь… Итак, проблема секса, мир секса…