Михаил Эпштейн - О виртуальной словесности

«Как бы» означает: может быть да, может быть нет. Это не просто четырехвалентная логика истины и лжи, это многовалентная логика (если все-таки считать ее логикой). «Он делает» и «он не делает» исключают друг друга по принципу «если одно есть истина, то другое ложь». Но «как бы делает» и «как бы не делает» по смыслу бесконечно сближаются друг с другом, так что оба могут оказаться равно истинными или равно ложными описаниями одного и того же действия. «Как бы делает» означает «не вполне делает», то есть «как бы не делает». Не так ли все и делается в России — в модусе «как бы», полувозможности-полудействительности. Степени реальной свободы могут меняться в России от нуля до бесконечности, но в чем она всегда превосходила Запад — так это в богатстве модальностей. «Как бы» — это непрерывный смысловой континуум всех переходов от «делает» к «не делает», в котором невозможно провести дискретные разделения «истины» и «лжи».

В английском языке нет столь удобного и краткого словечка «как бы», чтобы попрать все логические валентности, все критерии истины и лжи. «As if» и «allegedly» звучат топорно, книжно и в живой речи употребляются ограниченно; да и что могло бы означать выражение «как бы делает» в устах американца? Боюсь, что лишь в одной ситуации это прозвучало бы естественно: при описании призраков или сновидений. Конечно, язык страны, в которой призраки, вроде коммунизма, сначала оживают, потом испаряются, потом вновь оживают, вполне имеет право на особый логический квантор «призрачности», каковым и служит «как бы».

Впрочем, в последнее время и у американцев зачастило в речи одно словцо, которое раньше не было на слуху: «виртуал» и его производные. Оно означает «фактический», «действительный» — и одновременно, по странной ускользающей связи, — «возможный», «мнимый». В самом деле, когда мы говорим «фактически», мы предполагаем некий зазор между значением этого слова и фактом самим по себе. Например, высказывание «фактически он стал специалистом сразу в трех областях» предполагает, что на самом-то деле, в реальности, он не вполне специалист: скажем, не имеет всех трех дипломов, но в некотором условном допущении, по опыту работы, по способу заработка, по оценке коллег или по разносторонности знаний, может считаться «как бы» специалистом. Английское «virtually» и русское «фактически» — удивительные слова, как бы противоречащие сами себе, деконструирующие свой смысл, обнаруживающие нереальность того, что сами утверждают в качестве реального.

Но английское «virtual» идет еще дальше, чем «фактический», принимая значение полной условности, мнимости и смыкаясь с русским «как бы». Отсюда все эти «виртуальные» пространства, города, музеи, университеты — то есть «как бы» пространства: электронные, матричные, расположенные в компьютерной сети. И если допустить, что американское «виртуально» и российское «как бы» представляют собой эквиваленты или синонимы, то можно лишь подивиться тому, что виртуальность — в форме вездесущего «как бы» — уже проникает во все клеточки российского языка, миросозерцания, общественных отношений и как бы заранее готовит их к поголовной и добровольной виртуализации-компьютеризации… А может, наоборот, не готовит, поскольку виртуальность в России и так уже стала повседневностью и не нуждается в каких-то особых технических ухищрениях, кодах и переключателях. Слишком многое становится «как бы»: как бы уехал и как бы приехал, как бы деньги и как бы контракты, как бы банк и как бы завод, как бы общество и как бы семья, как бы жизнь и как бы не-жизнь… На этой виртуальности самой действительности, которая тает в мерцающих знаках собственной возможности, ускользает в голубой экран и превращается в компьютерную игру, построена виртуозная проза Виктора Пелевина.

Отчасти из этого же заэкранного пространства, где легко бродить под множеством сменяемых масок и имен, вышло в наш «Старый свет» и гиперавторство… Этот термин возник у меня но аналогии с «гипертекстом», то есть таким распылением текста по виртуальным пространствам, когда его можно читать в любом порядке и от любого его фрагмента переходить к любому другому. Сходным образом авторство начинает распыляться в современной словесности по многим возможным, «виртуальным» авторствам, которые несводимы в точку одного реально живущего индивида. Гиперавторство так относится к традиционному, точечному, «дискретному» авторству, как совокупность вероятных местоположений относится к элементарной частице, которую пыталась засечь квантовая механика, — а та упорно не хотела локализоваться и расплывалась в волну.