Грегори Бейтсон - Экология разума

Если то, что я сказал, верно, нужно, разумеется, пересмотреть все основания эстетики. Как кажется, мы связываем чувства не только с вычислениями сердца, но также и с вычислениями внешних контуров разума. Мы осознаем "красоту" или "уродство" тогда, когда различаем во внешнем мире действие креатуры. "Дикий шиповнику реки" прекрасен потому, что нам ясно, что комбинация различий, составляющая его облик, могла быть достигнута только благодаря обработке информации, т.е. благодаря мысли. Мы узнаём другой разум внутри нашего собственного внешнего разума.

И наконец, есть смерть. Вполне понятно, что в цивилизации, отделяющей разум от тела, мы должны либо попытаться забыть смерть, либо создать мифологию о выживании трансцендентного разума. Но если разум имманентен не только тем контурам информации, которые расположены внутри тела, но также и внешним контурам, смерть приобретает новый аспект. Тот индивидуальный узел контуров, который я называю своим "Я", теряет свою исключительную драгоценность, поскольку этот узел есть только часть большего разума.

Те идеи, из которых, как кажется, я состою, могут стать также имманентны вам. Они могут выжить... если они истинны.

В последней статье этой части "Форма, вещество и различие" многое из того, что говорилось в предыдущих частях книги, становится на свое место. Итак, было сказано следующее: в дополнение к знакомому физическому детерминизму, характеризующему нашу вселенную, и всегда в согласии с ним существует также ментальный детерминизм. Этот ментальный детерминизм ни в каком смысле не сверхъестествен. Скорее, выказывание ментальных характеристик находится в самой природе макроскопического мира [1]. Ментальный детерминизм не трансцендентен, а имманентен, и он особенно сложен и очевиден в тех областях вселенной, которые либо живы, либо содержат живые существа.

1Я не согласен с Самюэлем Батлером, Уайтхедом и Тейяр де Шарденом, что из этого ментального характера макроскопического мира следует, что отдельные атомы должны иметь ментальность или ее потенцию. Я вижу ментальность только как функцию сложных взаимоотношений.

Однако западное мышление до такой степени сформировано предпосылкой трансцендентного божества, что многим людям трудно переосмыслить свои теории с позиции имманентности. Даже Дарвин время от времени писал о естественном отборе в таких выражениях, которые почти приписывали этому процессу характеристики трансцендентности и цели.

Поэтому, возможно, имеет смысл дать грубый эскиз различия между верой в трансцендентность и верой в имманентность.

Трансцендентный разум (или божество) воображается как личностное и вездесущее начало, получающее информацию по каналам, отделенным от всего земного. Он видит, что действия вида должны разрушить его экологию, и тогда в печали или в гневе насылает войны, чуму, загрязнение и радиоактивные осадки.

Имманентный разум достиг бы того же финального результата, но без печали и без гнева. У имманентного разума нет отдельных внеземных каналов, через которые он мог бы знать или действовать. Поэтому у него не может быть отдельных эмоций или оценочных комментариев. Имманентное будет отличаться от трансцендентного в сторону большего детерминизма.

Святой Павел сказал: "Не обманывайтесь, Бог поругаем не бывает" [Послание к Галатам, 6:7]. Подобным же образом имманентный разум не проявляет ни мстительности, ни попустительства. Нет никакого смысла просить прощения: имманентный разум "поругаем не бывает".

Однако коль скоро наши разумы, включая наши инструменты и наши действия, - это только части большего разума, его вычисления могут быть искажены нашими противоречиями и искажениями. Коль скоро имманентный разум включает наше безумие, он сам неизбежно подвержен возможному безумию. С помощью нашей технологии мы вполне способны вызвать безумие большей системы, частью которой являемся.

В последней части этой книги я рассмотрю некоторые из таких патогенных ментальных процессов.

Я хочу поговорить о недавней истории. Какой она представляется моему поколению? Какой - вашему? Когда я прилетел сегодня утром, в моей голове начали звучать слова. Я сам никогда не смог бы сочинить эти громоподобные фразы. Первая: "Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина" [Иер.31:29, Иез.18:2]. Вторая (высказывание Джойса): "История - это кошмар, от которого нет пробуждения". Третья: "Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня" [Исх.20:5]. Последняя, не столь животрепещущая, но все же, я полагаю, имеющая отношение к проблемам социальных механизмов, такова: "Тот, кто станет делать благо другому, должен делать это в мелких частностях. Общее благо - это оправдание мерзавцев, лицемеров и льстецов".