Марк Цицерон - Оратор

(91) Есть также иной род красноречия, обильнее и сильнее, чем тот низкий, о котором говорилось, но скромнее, чем высочайший, о котором еще будет говориться. В этом роде меньше всего напряженности, но, пожалуй, больше всего сладости. Он полнее, чем первый, обнаженный, но скромнее, чем третий, пышный и богатый.

(92) Ему приличествуют все украшения слога, и в этом образе речи больше всего сладости. В нем имели успех многие из греков, но всех превзошел, на мой взгляд, Деметрий Фалерский, речь которого течет спокойно и сдержанно, но при этом блещет, словно звездами, переносными и замененными выражениями.

Под переносными выражениями (метафорами) я имею в виду, как и все время до сих пор, такие выражения, которые переносятся с другого предмета по сходству, или ради приятности, или по необходимости; под замененными (метонимиями) — такие, в которых вместо настоящего слова подставляется другое в том же значении, заимствованное от какого-нибудь смежного предмета.

(93) Так, одним способом перенесения воспользовался Энний, сказав "сирота оплота и града" [66] Сирота оплота и града — слова Андромахи в одноименной трагедии Энния (стр. 77 по Риббеку): под "оплотом" здесь подразумевается павший муж Андромахи, Гектор (ассоциация по сходству — метафора), а не родина — Троя (ассоциация по смежности — метонимия). ; другим — [если бы он подразумевал под оплотом родину; а также] в стихе " Африка [67] Африка — "Анналы", отр. 310 по Фалену. содрогнулась вдруг от страшного гула", [поставив "Африку" вместо "афров"]. Риторы называют это гипаллагой [68] Гипаллага собственно означает "подмена", метонимия — "переименование". , ибо слова здесь как бы подменяются словами, грамматики — метонимией, ибо наименования переносятся.

(94) Аристотель, однако, и это причисляет к переносным значениям, вместе с другим отступлением от обычного употребления — так называемой катахресой: например, когда о слабой душе мы говорим "мелкая душа", употребляя близкие по смыслу слова, если таковы требования приятности или уместности. Когда же следует подряд много метафор, то речь явно становится иносказательной: поэтому греки и называют такой прием "аллегория" — наименование это справедливое, но по существу вернее поступает [Аристотель] [69] Аристотель — имеется в виду "Поэтика", но говорится там не о той метонимии, которую имеет в виду Цицерон, а о синекдохе. Катахреса у Аристотеля в сохранившемся тексте "Поэтики" тоже не причисляется к "переносным значениям": Цицерон, по-видимому, пользовался сведениями из вторых рук. Аллегория — буквально "иносказание", метафора — "перенесение". , который все это называет метафорами. У Фалерского этот прием очень част и очень красив; но хотя метафоры у него многочисленны, метонимий у него не слишком много.

(95) В этом же роде речи — именно, в умеренном и сдержанном — уместны любые украшения слов и даже многие украшения мыслей. При помощи таких речей развертываются пространные и ученые рассуждения и развиваются общие места, не требующие напряжения. К чему долго говорить? такие ораторы выходят едва ли не из философских школ [70] Из философских школ — Деметрий Фалерский был перипатетиком, учеником Феофраста. , и если рядом с ними не стоит для сравнения иной, сильнейший оратор, они сами служат себе похвалой.

(96) Итак, это приятный, цветистый род речи, разнообразный и отделанный: все слова и все мысли сплетают в нем свои красоты. Весь он вытек на форум из кладезей софистов, но, встретив презрение простого и сопротивление важного рода ораторов, занял то промежуточное место, которое я описал.

(97) Третий род речи — высокий, богатый, важный, пышный и, бесспорно, обладающий наибольшей мощью. Это его слог своей пышностью и богатством заставил восхищенные народы признать великую силу красноречия в государственных делах — того красноречия, которое несется стремительно и шумно, которым все восторгаются, которому дивятся, которому не смеют подражать. Такое красноречие способно волновать души и внушать желаемое настроение: оно то врывается, то вкрадывается в сердца, сеет новые убеждения, выкорчевывает старые.

(98) Но между этим красноречием и предыдущими есть огромная разница. Кто старается овладеть простым и резким родом, чтобы говорить умело и искусно, не помышляя о высшем, тот, достигнув этого, будет великим оратором, хотя и не величайшим: ему почти не придется ступать на скользкий путь, и, раз встав на ноги, он никогда не упадет. Оратор среднего рода, который я называю умеренным и сдержанным, будучи достаточно изощрен в своем искусстве, не испугается сомнительных и неверных поворотов речи, и если даже он не добьется успеха, как нередко случается, опасность для него все же невелика — ему не придется падать с большой высоты.