Хосе Ортега-и-Гассет - Восстание масс (сборник)

топтание на месте (фр.).

См.: О гибели Рима // Эль Эспектадор. Т. VI. 1927. — Примеч. автора.

хищная оса, пескорой (лат.).

Именно так поступают физический и биологический разум, «естественнонаучный разум», тем самым доказывая, что он менее разумен, чем «исторический разум», ибо последний, когда он смотрит вглубь, а не вскользь, как на этих страницах, ни один факт не признает абсолютным. Для него «мыслить» означает растворять факты, чтобы обнаружить их исток. См. мою работу «История как система». — Примеч. автора.

особого рода (лат.).

жилище (греч.).

Было бы интересно проследить, как в Каталонии действуют заодно два враждебных начала — европейский национализм и полисный дух Барселоны, в которой вечно оживает душа древнего обитателя Средиземноморья. Я уже писал однажды, что левантинец — последний реликт homo antiquus / здесь: человека античного (лат.) / на нашем полуострове. — Примеч. автора.

Юридическое единообразие не ведет к неизбежному централизму. — Примеч. автора.

глава государства (лат.).

распорядитель общественных благ (лат.).

управитель (лат.).

первым среди равных (лат.).

См. мою работу: Спортивная природа государства // Эль Эспектадор. Т. VII. 1930. — Примеч. автора.

исходный пункт, начало (лат.).

конечный пункт, конец (лат.).

Допш. Социальные и экономические основы европейской цивилизации. 1924. 2-е изд. Т. II. — Примеч. автора.

Римляне не решались называть городами варварские поселения ввиду их крайней скученности. Faute de mieux (за неимением лучшего) они называли их sedes ratorum (становье, стан). — Примеч. автора.

Известно, что созданная Августом империя была противоположностью тому, что приемный отец его Цезарь хотел основать. Август действовал в духе Помпея, противника Цезаря. Лучшее, что на сегодняшний день написано об этом, — книга Эдуарда Мейера «Монархия Цезаря и принципат Помпея» (1918). Однако, будучи лучшей, она мне кажется слишком узкой; неудивительно: историков широкого полета сейчас нет. Книга Мейера направлена против Моммзена, который недосягаем как историк, и хотя не трудно упрекнуть его в том, что он идеализирует Цезаря и превращает его в условную и сверхчеловеческую фигуру, суть политики Цезаря он, на мой взгляд, уловил лучше Мейера. Тоже неудивительно: Моммзен был не только великим филологом, но и изрядным футурологом. И прошлое он видит в той мере, в какой провидит будущее. — Примеч. автора.

Неверно даже и то, что все испанцы говорят по-испански, все англичане — по-английски, а все немцы — на верхненемецком наречии. — Примеч. автора.

Сюда, понятно, не относятся koinon (koinon [греч.] — литературный греческий) и lingua franca (lingua franca [лат.] — язык франков) — языки не национальные, а предназначенные для межнационального общения. — Примеч. автора.

Подтверждением служит то, что на первый взгляд кажется опровержением, а именно предоставление гражданства всем обитателям Империи. Поскольку предоставлялось оно лишь по мере того, как утрачивало черты политического статуса, превращаясь или просто в повинность и служение государству, или в пустой параграф гражданского права. Другого и не следовало ждать от цивилизации, для которой основополагающим началом было рабство. Для наших «наций» оно было всего лишь пережитком. — Примеч. автора.

Букв.: незастроенная полоса земли по обе стороны городской стены (лат.).

человек античный (лат.).

Согласно сказанному, человек фатально фугуристичен — иными словами, он живет преимущественно в будущем и преимущественно будущим. Тем не менее я противопоставляю античного человека европейцу, утверждая, что первый относительно замкнут для будущего, а второй относительно распахнут. Может показаться, что я сам себе противоречу. Но противоречие мнимо, если не упускать из виду, что человек — существо двоякое: с одной стороны, он — то, что есть, а с другой — это его представление о себе, более или менее с ним совпадающее. Разумеется, наши представления, пристрастия и желания могут упразднить нашу подлинную суть, но могут осложнить и преобразить ее. Античный человек и европеец равно озабочены грядущим, но греко-римляне подчиняют его власти прошлого, а мы предоставляем наибольшую автономию будущему, новизне как таковой. Этот антагонизм, обусловленный не природой, а пристрастиями, позволяет называть европейца футуристом, а античного человека — архатом. Знаменательно, что едва европеец пробудился и осознал себя, как тут же назвал свою жизнь новым временем. Новым — значит отрицающим старое. Еще в конце XIV века (притом в самых жгучих вопросах дня, подчеркивается современность и заходит, например, речь о devotio modena (новом богочестии), своего рода авангардизме в «мистическом богословии». — Примеч. автора.