Элиас Канетти - Масса и власть

Но их наследие все же значительнее, чем можно было бы думать. Образ Единственного, чью смерть христиане оплакивают уже почти 2000 лет, вошел в сознание всего бодрствующего человечества. Он умирает, и он не должен умереть. По мере секуляризации человечества его божественность утратила свое значение. Он сохранился — хотели того люди или нет — просто как страдающий и умирающий человек. Божественная предыстория дала ему среди земных людей своего рода историческое бессмертие. Она укрепила его самого и каждого, кто видит в нем себя. Каждый гонимый, за что бы он ни страдал, частицей души видит себя Иисусом. Каждый из смертельных врагов, даже бьющихся за злые, неправые цели, когда дело клонится к худшему, ощущает в себе одно и то же. Образ страдающего, чья жизнь затухает, по ходу событий примеривается то тем, то другим, и слабейший в конце концов может ощутить себя лучшим. Но даже самый слабый, которого никто и не считал за серьезного врага, примеряет к себе этот образ. Он может погибнуть случайно и бессмысленно, но сама смерть сделает его особенным. Христос даст ему плачущую стаю. Посреди неистовства приумножения, которое также и приумножение человеков, ценность каждого отдельного человека не упала, она возросла. Может показаться, что события нашего века говорят об обратном, но в человеческом сознании даже они ничего не изменили. Человек, каким он живет здесь, попался на обходном пути через собственную душу. Стремление не погибнуть показалось ему оправданным. Каждый для себя самого есть достойный предмет плача. Каждый упорно верит, что он не должен умереть. В этом пункте наследие христианства — а в несколько ином смысле также и буддизма — неистребимо.

Но что в наше время в корне изменилось, так это ситуация выживающего. Это открыли для себя лишь некоторые — те, кто дочитал главу о выживающем без чувства глубокого внутреннего сопротивления. Цель была обрыскать все его уголки, изобразив его таким, каким он есть и был всегда. Как герой он слышал восхваления, как властитель принимал поклонение, но, в сущности, он был одним и тем же. В наше собственное время среди людей, для которых так много значит понятие гуманизма, он пережил свои самые зловещие триумфы. Он не вымер, и он не вымрет, пока мы не обретем силы видеть его ясно, в любом обличий, в ореоле любой славы. Выживающий — это наследственная болезнь человечества, его проклятие, а может быть, и его гибель. Сумеем ли мы избежать ее в последний миг?

Плоды его усилий в нашем современном мире столь чудовищны, что с трудом осмеливаешься их видеть. Один-единственный человек в состоянии без труда уничтожить добрую часть человечества. Он использует для этого машины и процессы, которых сам не понимает. Он может действовать из надежного укрытия, ни на минуту не поставив себя в опасную ситуацию. Противоречие между его единственностью и числом тех, кого он уничтожит, невозможно осмыслить. Он один может сразу и единократно пережить больше людей, чем раньше переживали целые поколения. Методы властителя очевидны, каждый может ими воспользоваться. И все открытия идут ему на пользу, как будто совершаются для него одного. Залог теперь увеличился многократно: людей стало больше и живут они теснее. Средства стали сильнее в тысячи раз. Беззащитность жертвы, если не покорность ее, остались теми же самыми.

Все ужасы сверхъестественного насилия, которое наказанием и угрозой нависло над человечеством, воплотились в представлении о «бомбе». Один-единственный может ее обрушить. Она в его руке. Властитель в состоянии сотворить такое опустошение, что далеко превзойдет все бедствия, которые когда-либо Бог насылал на Землю. Человек украл своего собственного Бога. Он захватил его и присвоил себе все, что внушало ужас и несло гибель.

Самые головокружительные мечты властителей прошлого, для кого выживание стало пороком и страстью, нынче выглядят убогими. История, которая вспоминается из сегодня, обрела вдруг уютный и мирный облик. Как долго тогда все это длилось и как мало можно было уничтожить на незнакомой Земле! Нынче между решением и актом минет мгновение. Что Чингиз-хан! Что Тамерлан! Что Гитлер! С точки зрения наших возможностей — жалкие подмастерья, халтурщики и дилетанты!

Вопрос о том, есть ли возможность добраться до выживающего, который вырос до таких чудовищных пропорций, — это самый главный, можно даже сказать, единственный вопрос. Подвижность и специализированность современной жизни не дают правильно понять важность и сложность этого основного вопроса. Ибо единственное решение, противостоящее страстной тяге к выживанию: творческое одиночество, ведущее к бессмертию, — это решение лишь для немногих.