Рене Генон: Символика креста (сборник)

«Под предлогом завоевания земли человек прервал всякий контакт с метафизической реальностью — вот выводы из работ Рене Генона, недавно скончавшегося философа». Под таким заголовком появилась в еженедельнике «Roma» за 27.02.1951 статья близкого ему по духу итальянского философа и культуролога Юлиуса Эволы. Несогласие с Геноном по ряду вопросов и предостережения — после его смерти — против впадения в «геноновскую схоластику» не помешали Эволе дать высокую оценку покойного: «Мэтр нашей эпохи», защитник «интегрального традиционализма», «самый радикальный из антимодернистов»; несмотря на многочисленные переводы его работ, в том числе выполненные самим Эволой, последний отмечает, что «в рамках нашей культуры Генон еще не получил подобающего ему приема и места — в противоположность таким авторам, как Шпенглер, Массис, Юнг, Кейзерлинг или Ортега-и-Гасет, которые по духовному величию, серьезности, доктринальнои ортодоксии не могут быть поставлены с ним в один ряд» [1] Evola J . Sous prétexte de conquérir la terre, l'homme a rompu tout contact avec la realité métaphysique// Etudes traditionnelles, 1986, № 494, p. 16–18. .

К трудам Генона на Западе всегда существовал устойчивый, а в послевоенный период — растущий интерес; они постоянно переиздаются. Еще при жизни образовался круг последователей его идей, среди которых можно назвать Мишеля Вальсана, Люка Бенуа, Фритьофа Шуона, Титуса Буркхардта, Юлиуса Эволу, Рене Аллара, Андре Про, Пробст-Бирабэна и других. Русскому читателю он стал известен спустя почти полвека. Правда, в узких кругах российских интеллектуалов он не был безвестен: с этим именем познакомились еще в конце 50-60-х годов, когда труды Генона, в оригинале и в переводах, распространялись самиздатом по Москве и Ленинграду — их изучали в полулегальных «суфийских кружках», собиравших в те времена столичную философскую элиту. По согласному мнению приобщившихся, это была высокая школа, в той или иной степени определившая их дальнейший путь. Можно признавать Генона, можно отвергать его, но давно уже сложилось так, что и у нас, и на Западе те, кто связывает свою жизнь с метафизической и духовной проблематикой, обязательно включают в свою интеллектуальную подготовку изучение трудов этого французского мыслителя.

Однако понимание всей глубины его идей требует неординарных усилий и самоотдачи. Причину этого попытался выразить в сжатой форме Юлиус Эвола, и мы вновь дадим ему слово. «Широкая публика, — пишет он, — встречает в лице выдающихся авторов столетия умы, принадлежащие ее собственному миру, даже когда они критикуют и осуждают его; однако в Геноне та же самая публика встречает мыслителя, который не хочет иметь дело с тем, что относится к современной культуре и ментальности; он представляет другой мир, и при этом говорит не от собственного имени, не защищает личных позиций, но излагает совокупность принципов, перспектив и ценностей объективных и универсальных, — наследие цивилизаций, развивавшихся задолго до того, как западный человек захлебнулся в материализме, индивидуализме и рационализме». Трудно было бы определить, к какой категории адекватным образом можно отнести подобную фигуру. Обращаясь к таким областям знаний, как философия, история религий, социология, психология или сравнительная мифология, он в то же время трактует их данные с точки зрения «загадочного, но непогрешимого знания». Но это и есть камень преткновения для современной, рационалистически мыслящей, все поверяющей экспериментом науки. «Ограничимся же указанием, что замковым камнем, венчающим его систему, является понятие трансцендентной реальности, которая выходит за пределы мира рациональности… Цивилизации, предшествовавшие современной, знали пути, позволявшие войти в действительный контакт с такой реальностью. Так возникло в рамках изначальной традиции „священное“, не-человеческое знание, единое по сути, конкретизировавшееся в дисциплинах и науках, сегодня забытых и непонятных („традиционные науки“), а также в принципах, способных служить основанием истинному и неуязвимому авторитету, вызвать к жизни действенные иерархии и придать значение высшего порядка всем видам человеческой деятельности. Таков краеугольный камень „традиционных цивилизаций“, различных по форме, но тождественных по духу» [2] Ibid., р. 17–18. .

Людям, живущим в мире духовной инволюции и опустошенности, труды Генона напоминают, что многое в «отжившем прошлом» традиционного мира, напротив, обладает нормативной ценностью.