Александр Богданов: Революция и философия

Элементы для своих объединяющих форм философия черпает из жизни. Потребность в монизме — т. е. в философии — тем глубже и сильнее, а энергия и плодотворность труда в этом направлении тем выше, чем интенсивнее происходит гармонизация в сфере практической жизни. Монистическое или эклектическое, философское или филистерское направление умов воспитывается практической жизнью. Когда вся общественная жизнь проникнута основной двойственностью — растущего содержания и неподвижных форм, его облекающих, тогда в мышлении людей обнаруживаются две противоположных тенденции. Те классы, которым выгодно существующее положение, которые отстаивают политическую, правовую, моральную систему, стоящую в противоречии с жизнью, — те классы, сживаясь всей душой с противоречием реальным, притупляют и утрачивают чувствительность к противоречиям «идеальным»; они — грубые эклектики: религия у них сплетается с наукой, абсолютная нравственность с пошлейшим оппортунизмом и мелким эпикурейством, у них нет логики, а есть только интересы. Наоборот, те классы, в которых растет и зреет революция, в которых зарождается новая гармония общественной жизни, которые развивают одну, прогрессивную сторону коренного социального противоречия и стремятся уничтожить другую, — те классы полны монистической логики и философского настроения, они невольно и неизбежно требуют от познания того же, чего и от жизни — гармонии, единства. И победа революции, гармонизируя жизнь, создает новые стимулы и новый материал для гармонизации познания.

Так революция, начиная от своего невидимого зарождения и вплоть до своего окончательного торжества и завершения, выполняет не только великое дело жизни, но и великое философское дело.

Роль философии по отношению к революции не так определенна, потому что она стоит дальше от первичного творчества жизни. Старая философия бывала иногда инстинктивно-реакционной, иногда — инстинктивно-революционной, смотря по своей связи с теми или другими социальными силами. Часто ее собственный консерватизм — который у нее значительнее, чем у многих других, менее широких идеологических форм, — этот консерватизм с изменением роли общественного класса, создавшего данную философию, из революционной делал ее реакционной.

Но философия, познавшая себя, философия, понявшая свое отношение к жизни, свое происхождение из жизни и свое реальное значение в ней, — такая философия может быть только революционной. Она сознает, что жизненные противоречия отражаются в познавательных, и что действительное гармоническое объединение всего социального опыта людей может и должно явиться лишь результатом гармонического объединения всей социально-трудовой жизни людей. Такая философия, выполняя свое философское дело, неизбежно выполняет вместе с тем дело революционное.

Ни революция, ни философия не вечны. Обе они — порождения дисгармонического социального развития. Обе они свойственны классовому обществу. В таком обществе формы присвоения, формы права и государственности, будучи классовыми и связанными с консервативным интересом господства определенных классов, неизбежно должны быть гораздо более консервативны, чем трудовое содержание социальной жизни. Отсюда возникают революции. А познание, непосредственно организующее в социальный опыта в форме науки, при резкой раздробленности этого опыта, не в силах непрерывно создавать в той же форме объединяющие концепции, способные стройно охватывать все его противоречиво развивающееся содержание. Отсюда возникает философия.

Та революция, которая положит конец классовому обществу, создаст впервые и возможность гармонического социального развитая. В новом обществе вместе с классовым господством исчезнет классовый консерватизм идеологических форм, а из товарищеского единения людей в системе организованного труда выработается единство и связность социального опыта. Тогда революция растворится в непрерывном и стройном прогрессе организованной социальной жизни, а философия — в непрерывном и стройном прогрессе монизма науки…