Яков Бромберг: Евреи и Евразия

С тех пор, по иронии судьбы, В.В. Шульгин лишь в изгнании обратился, по парижскому месту печатания его статей, в публициста, некоторым образом столичного, много времени и сил тратится им на обличения украинского сепаратизма — дело, конечно, заслуживающее всяческой похвалы. Но и в этой области, в которой многоопытному киевскому публицисту, казалось бы, книги в руки, где самая провинциальность и «местность» культурно-областной традиции, его вскормившей, могла бы помочь ему подняться на высоты истинно государственного делания, — В.В. Шульгин теряется в «слишком человеческих» и личных спорах против дубового сепаратистского невежества. И напрасно стали бы мы искать у него разработанной системы общих идей, изобличающей самоубийственные нелепости последнего политического чудища, рожденного из недр европейского утопизма — пресловутого права на «самоопределение» по диалектологическим признакам. Пойти по этому пути значило бы для неунывающего «белого мечтателя» найти некоторые точки соприкосновения с еретиками, усомнившимися в спасительности и непреходящести европейского учительства в этом мире. Гораздо вернее и покойнее предаваться историческим воспоминаниям по разным юбилейным оказиям или даже выносить на суд все терпящей публики давние семейные споры с пресловутым брест-литовским племянником.

Еврейской проблемой, не в пример украинской, В. В. Шульгин занимается очень давно, еще с добрых старых времен всеобщего благополучия, и притом с большей пристальностью; не без публицистического блеска, но и не без излишнего и недостойного шума. При всем разнообразии случаев, побуждавших его браться за перо, основной круг еврейских проблем, привлекавших его внимание, оставался неизменно одним и тем же: это были всегда вопросы примитивного соперничества рас и кровей и еще вечная тревога за исход борьбы за экономическое преобладание, в смысле захвата хозяйственных высот, либеральных профессий и социального статуса, между народом-хозяином и пришельцами. Тем самым В.В. Шульгин становился на почву, которую давно облюбовала еврейская периферия, и на точку зрения, с которой и она разумела русско-еврейский вопрос; противники оказывались, как это ни странно, соблазнительно похожи друг на друга и совсем друг другу по плечу, и спор, безнадежный, но привычный, даже комфортабельный, для обеих сторон, благополучно продолжается до сего дня. Но уже следующий по глубине аспект еврейской проблемы, который мы назовем геополитическим, — противоречие между тесной географической локализованностью расселения евреев на русской равнине и общеимперским значением русско-еврейской культурной и политической коллизии, между неприятием и преодолением местно-провинциальной резиньяции, раскрывающимся в исторических судьбах русского еврейства, и полной государственно-территориальной безболезненностью этого процесса даже в среде утопически-периферийной — все это сознается В.В. Шульгиным весьма смутно и неохотно. Глубочайшая же религиозно— трагическая и провиденциальная сторона русско-еврейской проблемы для него окончательно и навсегда останется книгой за семью печатями, о ней в последней его книге нет даже и мимолетного упоминания, и здесь он как духовный тип еще больше уподобляется еврейской материалистической периферии. Не имея в настоящий момент доступа к книге В.В. Шульгина и имея в свое время случай лишь довольно бегло ее прочитать, мы вынуждены отказаться от поисков некоторых других, еще более конкретных черт, сближающих его облик с этой малопочтенной духовной категорией, которые, мы уверены, нашлись бы в достаточном количестве. По-видимому, слишком враждебно-пристальное внимание к некоторым явлениям, особенно при отсутствии у наблюдателя иммунизирующего аппарата в виде системы собственных положительных и превосходящих идей — небезопасно для него самого в смысле духовной заразы. С другой стороны, давно известно, что еврейско-периферийный тип как духовная субстанция обнаруживает недвусмысленные способности к экспансии за пределы собственно еврейского этнического элемента.

Книга В.В. Шульгина была способна и даже, может быть, рассчитана автором на кратковременную, хотя и довольно шумную сенсацию, к счастью, давно умолкшую. Справедливость требует, впрочем, отметить, что, как всегда, львиная доля заслуги за создание этого succes du scandale принадлежит еврейским литераторам. Самые почетные лавры в этом смысле стяжал, по-видимому, г. Поляков-Литовцев, от статьи которого в газете г. Милюкова, поражающей своей бестактностью и полным отсутствием чувства меры, сильно покоробило даже многих его кадетских единомышленников.