Сергей Булгаков: Купина неопалимая

28

ного» (5,17), «преступлением одного всем челове­кам осуждение» (5,18) — грех Адама имеет всеобщее значение для всего человечества, он явился для него источником поврежден­ности (άμάρτημα). Как понять это представи­тельство одного за всех в погибели, с которым апостол ставит в параллель и представительство одного в спасении: «правдою од­ного всем человекам оправдание в жизни» (Рим. 5,18)? Обычный ответ на этот вопрос, еще со времен блаженного Августина, дает­ся в том смысле, что Адам свой грех совершил не только за себя, но и за все свое потомство, которому он передается через рожде­ние; плотское зачатие есть тот канал, через который разливается грех по всему человечеству. Человек при рождении получает уже как бы наследственную болезнь греха, искажающую его душу. В этом смысле первородный грех, peccatum originale — есть приро­жденный грех, peccatum naturae (άμάρτημαу ап. Павла, в отличие от παράπτωσις или παράβασις — личного греха). Все люди составляют единый род в от­ношении телесного происхождения; поэтому один может совершить заслуги или дать удовлетворение для многих, явиться их представителем, подобно тому, как ради пяти праведников мог­ли быть пощажены Содом и Гоморра.

В грехе Адама произошла порча всей человеческой природы, это — природнаясторона первородного греха или его последствия (в католическом богословии это называетсяpeccatum habituale, гре­ховное состояние). Эта мысль составляет общее

29

убеждение отцов Церкви и в разных формах у них выражается. *) Но есть и другая сто­рона первородного греха: всякий грех имеет источник в дурном употреблении человеческой свободы, и он есть в этом смысле личный грех. И первородный грех, совершенный Адамом, есть личный грех каждого, активно им совершаемый — peccatum асtuale. Обе стороны первородного греха должны найти свое объяс­нение. — Остановимся сначала наприродных последствиях первородного греха. Мы уже указали, что он имеет свое распро­странение не только на человеческую жизнь и человеческое тело, но и на всю природу, поскольку человек есть средоточие мира. Че­ловеку не дано творить мир, но ему, в силу верховного его положе­ния в этом мире, оказалось возможным его испортить. С того момента в творении, когда сказано первозданному человеку: обла­дайте над всею землею и владычествуйте над всякою тварью (Быт. 1, 28), человек сделался как бы ответственным опекуном мирозда­ния, так что его собственное самоопределение есть и судьба всего мира. В этом смысле человек, не будучи ни в каком смысле твор­цом мира, явился, однако, ответственным участником в его судьбах и состоянии. Весь мир был бы иным, если бы не было греха Адама. Имея космическое значение, Адамов грех имел ивсечеловеческое зна-

*) Сводку их можно найти в любой истории догмы Шване, Лоофса, Зееберга и др.

30

чение, так что грех одного сделался уделом всех. Это означает не то, что Адам былпредставителем человеческого рода в юридиче­ском смысле, как один из многих и за многих, но что в нем суще­ствовал весь этот род, наличествовала вся человечность, как единая, целостная природа и сущность. Это надо понять онтоло­гически. Человечество можно мыслить двояко: как совокупность одинаковых или подобных индивидов, друг друга в известном смысле повторяющих и, вместе с тем, друг от друга отличных и вза­имно непроницаемых: А В С... и т. д., причем единая человечность их есть абстракция, общее, выводимое за скобки, но реально суще­ствующее только в индивидах. Это —номиналистическое понима­ние, которое, интересуясь логическими операциями мысли, отказывается видеть метафизическое их основание, ограничивае­тся описанием в качестве постижения. Но человечество, точнее, человечность, можно мыслить иреалистически, как некую духов­ную сущность или силу, единую в своем существе, представляю­щую в себе организм мира (микрокосм), но при этом множественную, многоипостасную в своих осуществлениях. Эту множественность только и видит, а потому ею и соблазняется но­минализм. Индивиды суть для реалистического воззрения только всплески, ипостасные явления единой человечности. Отсюда сле­дует некоторая онтологическая солидарность всего человеческого рода, обосновывающаяся в метафизическом его единстве: не то, что «все за всех виноваты»

31

(как говорил Достоевский), но все — од­но, и каждый, делая для себя и за себя, делает во всем человечест­ве и для него. Это — страшная и жуткая даже мысль, потому что каждому человеку приоткрывает его бездонную глубину и вечную судьбу. Однако каждый индивидуальный человек оказывается при этом не только определяющим, но и определяющимся своей при­родой, именно он является оброчным греху, пленником плоти, ра­бом греха. Его природа для него, в его личном бытии уже определена. Однако было время, когда она не была так определена, но была еще определяема, и в зависимости от этого определения могла стать тою или иною. Это было в райском состоянии Адама, до грехопадения, когда перед Адамом предстала онтологическая заповедь о невкушении плодов древа познания добра и зла и двоя­кая возможность самоопределения: к Богу или к миру. Эта возмож­ность выбора, альтернативы, исчезла, после того как выбор был сделан, не только для Адама, но и для всего его потомства. В этом смысле выбор этот стоит за гранью истории и даже самого этого мира в его теперешнем состоянии: хотя это и событие, но не в ря­ду событий, начавшихся после него, как его последствия. Оно есть начало нашего времени, нашего века (зона). Адам, будучи с одной стороны только индивидом, выступает и каквсе-человек, своим оп­ределением определяющий свою природу в том, что касается хотя и не существа ее, но ее состояния. В таком особенном положении индивидуального всечеловека Адама заклю-