Сергей Булгаков: Купина неопалимая

36

живущих через это некоторой общей жизнью рода. Человек, будучи инди­видом, остается и родовым существом, в котором живет род. По­коление с поколением, сплетаясь между собою, образуют родословное древо человеческого рода. Первородный или наслед­ственный грех, как природный, есть проявление общей силы на­следственности, единства человеческой природы. Грех Адама в этом смысле есть общее определение — не столько грех, сколько определенное состояние человеческой природы, и в ней всего мира. И как мир не создается заново для каждого человека, но есть единый общий мир для всего человечества, так и человеческая природа, осуществляя себя в разных ипостасях, остается единой и себя не перерастает.

Остается еще вопрос: могли Адам избежать первородного гре­ха? Не является ли он фатальным предопределением относительно человека? Или, быть может, другойпредставитель человеческого рода, если бы стоял он на месте Адама, мог бы его избежать? На по­следний вопрос уже отвечено выше: в отношении и положении Адама нет различиямежду отдельными представителями челове­ческого рода. Можно было бы еще сослаться здесь на предвидение Божие, которому открыты и ведомы силы и судьбы каждого чело­века, причем для решающего испытания им избирается и наибо­лее соответствующий индивид. Однако это соображение здесь не пользует нимало и потому является просто излишним.

На первый же вопрос о фатальности грехопадения

37

нельзя не указать, что реально понимаемая свобода первозданного включа­ет в себя, как признавал еще и блаж. Августин, liberum arbitrium indifferentiae, как реальную воз­можность выбирать свободно, т. е. немотивированно, из себя. Вместе с тем, в не искушенном еще Адаме это таило в себе и не­избежную возможность падения, как она обозначилась уже в вы­сших, но все-таки тварных духах. Факт заповеди Божьей, обращенной к свободе человека и содержащей в себе онтологи­ческое раскрытие основ человека, свидетельствует непреложно овозможности для человека удержаться от греха, хотя, вместе с тем, Богу ведома была и возможность грехопадения Адама. Посему Бог прежде создания мира замыслил его спасение жертвой Еди­нородного Сына. Предведения Божии не двоятся. Бог прозирает и свободу тварных существ в их самоопределении. Однако в силу этого предведения Божия грех не перестает быть делом духовно-нравственного существа, т. е. действием его свободы. И в отно­шении к человеку грех не был необходим, точнее, он одинаково мог быть и побежден, и принят свободой, свободой тварного су­щества. Необходимости, в смысле фатальной обреченности, здесь не было. А поэтому грех, как и всякое действие свободы, необъ­ясним причинно. Он есть свободное, т. е. творческое самоопре­деление твари в человеке. Именно вследствие этого грех и вменяется совершившему как недолжное.

Можно еще спросить себя по поводу первородного греха, как греха природного, имеющего силу

38

для всего человеческого рода без всякого исключения (Единый Безгрешный, Господь Иисус, не представляет такого исключения, ибо Он есть новый Адам, но­вый, истинный человек): почему падение Денницы и ангелов его могло не распространиться на всю ангельскую природу и, напро­тив, резко локализировалось? *) Нам неведома природа ангелов, однако из этого факта мы необходимо должны сделать вывод, что ангельские духи, хотя и составляют собой согласные иерархии, ангельский собор, однако не образуютангельского рода в смысле единства происхождения чрез размножение, т. е. повторение по существу равноценностных, равно-сущностных, природно тоже­ственных ипостасей единого многоликого Адама. Означает ли это, что каждый из ангелов создан отдельным творческим актом, устраняющим размножение, как повторение себе подобных, или же и в ангельском мире имеет место свое особое размножение, об этом мы не имеем прямых указаний в Слове Божьем и предании церковном. Существенным и решающим здесь является то, что только человеку дано господствующее средоточие в мире, ввере­но призвание господствовать и повеле-

*) Откр. 12, 7-9.: и произошла на небе война: Михаил и Ангелы его восстали против дракона; и дракон и ангелы его воевали (против них), но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним.

39

вать творением, только он есть законный царь этого мира (власть же «князя мира сего» — во­рованная, и некогда он будет изгнан вон для того, чтобы снова ус­тупить свое место человеку, возглавляемому уже новым Адамом, Иисусом Христом, которому «дадеся всяка власть на небеси и на земли»). Онтологически человек есть мир, и его самоопределение, как и его грехопадение, имеет силу для всего мира. Ангелы же, хо­тя и суть слуги Божии, «вторые светы», предстоящие Престолу Божию, однако не суть мира, а потому и между собой они составляют собор, а не род, — отдельные лучи, в совокупности являющие сла­ву Божию, но онтологически обособленные. (Поэтому можно ска­зать, что к ангельскому миру применимо аристотелевское определение единства субстанции как κοινόνένπολλοΐς, тогда как к человеку, наоборот, платоновское έν έν πολλοῖς). Поэтому категория первородного или природного греха, распространяющегося на всю природу, не­приложима к ангельскому миру: глава его, Денница, своим паде­нием определяет только свою личную судьбу, ибо единой природы ангелов нет, как есть она в человеке. Каждый ангел имеет свою природу, в себе есть свой особый самозамкнутый мир. Спасение и вечная гибель ангелов происходит поэтому своим особым непо­средственным путем личного обращения к Божеству. А вместе с тем судьбы ангельского мира косвенно связаны и с человеческим миром, для служения которому предназначаются ангелы, ибо че­ловек, а не ангел, есть микрокосм, владыка вселенной. Также и Люцифер для того, чтобы обрести космизм, стать косми-