Герман Дейс - САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

С момента возвращения их с Жоркой в деревню прошло пять дней. Всё это время жизнь в деревне била ключом. Начать с того, что по приезде Жорка с Сакуровым наткнулись на грандиозную пьянку. Как выяснилось позже, Семёныч уехал в столицу почти следом за приятелями, получил там очередную пенсию, спонсировался у сына и приехал обратно, притаранив три торта и ящик новомодного среди российских алкашей спирта. Вокруг него тотчас собралась какая-то непотребная компания из залётных, приставать к которой не захотел даже Петька Варфаламеев, и пьянка началась.

Надо сказать, экономика Семёныча являлась предметом зависти почти всех его знакомых. Мало, его спонсировал сын, вливая в бюджет бывшего почётного столичного таксиста (тайного гонщика, засекреченного парашютиста и запасного космонавта) энные суммы, Семёныч и сам имел (помимо пенсии) кое-что со своей симпатичной синекуры в виде ночного сторожа акционерного стада. При этом Семёныч умудрился захапать сразу две синекуры: на одной он сидел сам, на другую устроил Петровну. Денег, правда, им последние два месяца не платили, обещая рассчитаться осенью зерном, тем не менее, это была прибыльная работа, поскольку на ней Семеныч не надрывался, а зерно годилось и на продажу, и на натуральный обмен, и на прокорм какой – никакой живности. Когда Семены запивал – а такое случалось с ним регулярно – он тем более на своей синекуре не надрывался, взваливая необременительные обязанности на хрупкие плечи шестипудовой Петровны. И бедная женщина, матерясь басом на всю деревню, утром отпирала ворота загона (снимала со столбов четыре жерди), а вечером запирала.

Ещё в обязанности ночного сторожа акционерного стада (бывшего колхозного) входил текущий ремонт загона, внутри которого парилось около трёхсот недокормленных тёлок самого игривого возраста. Но Семёныч забил на текущий ремонт, поэтому некоторые тёлки по ночам вырывались на волю и паслись в Жоркином огороде. Иногда они забредали в сад к Миронычу, а иногда к Сакурову. Остальная деревня отдыхала, а Мироныч ходил жаловаться Сакурову на Жорку: зачем-де тот расшатывает у него морковку.

Сначала Сакуров долго не мог понять, в чём дело, а когда понял, не выдержал и послал старого кляузника в жопу. Тот не обиделся и пошёл жаловаться на Сакурова Жоркиной жене, зачем-де её сосед разбрасывает свежее коровье говно в его саду.

В общем, когда приятели вернулись в деревню из своего вояжа, Семёныч гудел в летней кухне. Его собутыльники исправно жрали спирт и громогласно восхваляли достоинства хозяина застолья. Иногда кто-нибудь из собутыльников убегал за угол кухни, чтобы, не чинясь и не мудрствуя лукаво, справить там разную нужду. И, когда Сакуров с Жоркой въезжали в деревню в нанятой легковухе, собутыльники Семёныча успели загадить сотки три целины за летней кухней гостеприимного селянина. Из окна наёмной телеги, правда, такие подробности приятели не разглядели, но обо всём по порядку…

Начать с того, что Жорка принялся транжирить деньги однополчанина сразу с момента их получения. Но первым делом он сдал три штуки баков Сакурову на хранение, а Николаю сказал, что взял у однополчанина только тысячу долларов. Вторым делом разбогатевшие односельчане решили закрыть вопрос насчёт переодеться, потому что это без денег бродить по северной столице в обносках нормально, а с деньгами – неприлично. К Кардену, в общем, не пошли, но обновились в экспроприированном питерскими буржуями Пассаже. И даже Николай получил бейсболку с утеплёнными наушниками. Затем земляки погрузились в поезд и, слегка освежаясь, покатили домой. Освежаться по-настоящему им не позволяла благоприобретённая осторожность, усиливаемая жуткими рассказами посторонних людей о новомодном веянии в деятельности железнодорожных ментов, каковые менты вступили в сговор с предприимчивыми вагоновожатыми. Последние сдавали загулявших пассажиров первым, те обчищали загулявших вплоть до приглянувшихся шмоток и носильных вещей в своих станционных отделениях, а потом, когда вагоновожатые возвращались обратным рейсом, отстёгивали им комиссионные.

Короче говоря, от Питера до Москвы и от неё до Угарова земляки ехали почти сухими. Зато в Угарове решили оттянуться по полной программе. И, когда Николай заснул в Угаровском ресторане, положив лицо в блюдо с тройным студнем, Жорка и Сакуров пошли нанимать лимузин, чтобы с помпой въехать в деревню. Но лимузины в Угарове не водились, поэтому обошлись помятой вольвой. Загрузили её водкой и покатили.