Герман Дейс - САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

- …И освежу. Водку употребляете?

Не успел Сакуров что-либо ответить, как почувствовал, что его сейчас затопчут его земляки.

- Употребляем! – заверил проводника Жорка, схватил Константина Матвеевича за правую руку и потащил его к входу в тамбур вагона.

- Да кто ж её, заразу, не употребляет? – причитал Николай, хватая Сакурова слева.

- Места-то есть, земляк? – суетился Жорка.

- Пустой вагон!

- Ну, спасибо тебе, братан, вот выручил! – радовался Николай.

Поезд тронулся и все четверо засунулись в купе проводника. При более тщательном рассмотрении оказалось, что пушка качественная, чисто западногерманского производства, и такие стоили немало. К тому же пушка была при почти полной обойме. Тем не менее, братан кинул земляков почти втрое. А за водку попросил, соответственно, тройную цену. Сакуров хотел возмутиться, но ему не дали и – понеслось. Сначала освежились (Сакуров тоже выпил) довольно паршивой водкой, которую стали делать демократы взамен советской качественной, потом поели концентратов и продолжили. Проводник, забив на обязанности, завис вместе с земляками. Вперемешку с водкой хлебали холодный чай, хрустели сухарями и снова трескали водку. Когда лимит был исчерпан, к компании присоединились какие-то бродяги, подсевшие в Полярных Зорях. Бродяги промышляли металлом, и деньги у них водились. Жорка рассказывал про свои институты, двое из бродяг тоже когда-то где-то учились, поэтому разговор клеился, Николай пел похабные частушки, а Сакуров бегал блевать в сортир. Потом их всех (и пьяного проводника в том числе) чуть не ссадил на какую-то станцию возле Петрозаводска наряд милиции. Пришлось апеллировать бригадиру. Но потом как-то всё само собой рассосалось, наряд милиции выговорил себе контрибуцию в размере трёх бутылок водки и полу-ящика просроченных концентратов, а бригадир присоединился к пьянствующим. А Сакуров уже спал и видел какие-то несуразные сны. То он метался между железнодорожных путей, по которым сновали устрашающие составы. То его пытался задушить муж давешней гулящей бабы. То он дрался в Мурманском застенке с какими-то мордоворотами. А когда Сакурову приснился его дом в Сухуми, Константин Матвеевич заплакал во сне и проснулся.

- Костя, Костя! – тряс его за плечо Жорка. – Вставай, через полчаса Питер.

- Да, надо сдать бельишко, забрать у проводника билеты для авансового отчёта, почистить зубы и – с вещами на выход, - балагурил один из бродяг.

- Какое бельишко? – не понимал Сакуров, украдкой утирая мокрое от слёз лицо рукавом куртки.

- Шуток не понимаешь, земляк? – гоготал бродяга и пытался стащить за ноги какого-то мужика с третьей полки.

- А ну, положь на место, - бузил мужик.

- Положь, положь, пусть спит, - нарисовался проводник, - это бригадир.

- Ты деньги взял? – с трудом ворочая опухшим от чёрствых сухарей языком, спросил Жорку Сакуров.

- Взял, - успокоил его Жорка.

- Сколько?

- Хватит. У меня в Питере сослуживец есть, у него одолжимся.

- Блин!

- Да ладно, не кряхти.

- Чё, на посошок? – предложил проводник.

- Дык лимит, тово, - возник Николай.

- Да всё оплачено, земляки! – весело возразил давешний бродяга.

- Ой! – сказал Сакуров, слез с полки и пошёл снова блевать в сортир.

- Чё-то он какой-то не такой, - подозрительно заметил другой бродяга.

- Он наполовину японец, - объяснил Жорка, в то время как проводник наполнял стаканы.

- А, японец!

- Ну, это другое дело…

- Надо сказать, слабый народ, эти японцы… - вразнобой загомонили бродяги, а среди их голосов прорезалась веская сентенция проводника:

- И русско-японскую они у нас ни хрена не выиграли, это всё большевистское враньё, чтобы царскую власть обосрать!

«Идиоты», - мысленно возразил Сакуров и вошёл в сортир, воняющий в натуре перегаром.

Когда земляки в компании с бродягами сошли с поезда и попрощались, оказалось, что денег у Жорки ровно столько, чтобы всем троим один раз позавтракать, и съездить на любом питерском транспорте в один конец. Такси и частный автотранспорт к категории «любой» в данном случае не относились. Один конец в данном конкретном случае определялся границей Питера, поскольку выехать за её пределы средства приятелям не позволили бы. Ну, разве что они не стали бы завтракать.

Когда Константин Матвеевич узнал об их финансовом состоянии, озвученном неунывающим Жоркой, у него заболел живот. То ли от нервов, то ли от болезненного недавнего промывания желудка в виде попеременного вливания в него отвратительной новой русской водки и исторжения из желудка оной.