Герман Дейс - САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

В общем, много чего показалось Сакурову внове, но многого он ещё не знал. Хотя первое впечатление о соседях у него сложилось вполне приятное. Так, ему удалось одолжиться у них бросовыми излишками чеснока с луком. Одолжившись, он старательно посеял всё это добро под зиму. А ещё Сакуров посадил вишню-сакуру.

Случилось это в конце октября в один из редких погожих воскресных дней. Сакуров решил прогуляться на городской рынок и там совершенно случайно наткнулся на торговца саженцами, продававшего сакуру. Сакуров долго не мог поверить своим глазам (на саженце имелась бирка с названием), а потом смекнул, что если сразу проявит интерес к саженцу, торговец заломит несусветную цену. Поэтому он какое-то время ходил кругами и, когда торговец распродал почти весь свой товар, Сакуров начал рядиться с ним насчёт сакуры. Сначала Сакуров минут десять вслух сомневался, что какая на фиг сакура в Рязанской глубинке, где и японца-то от узбека не отличат, не то, что сакуру от черешни. Затем, когда торговец стал швырять шапку оземь и бить себя кулаком в грудь, Сакуров таки купил саженец почти за бесценок. Купив, он не перестал сомневаться в заявленной подлинности саженца, но уж очень захотелось Сакурову посадить у себя в огороде вишню-сакуру. Посадив, он тщательно закутал саженец, а зимой даже засыпал его снегом.

Первая весна на новом месте наступила вовремя. В марте закапало с крыш, затем зарядили тихие дожди. Потом подул южный ветер, и снег сошёл уже к середине апреля. На огородах появились редкие сельские жители и дачники, а из Угарова по подсохшей шоссейке и железнодорожной насыпи поползли первые охотники за цветметом. Они по одному или группами миновали деревеньку, плотоядно облизывались на медные провода, протянутые от трансформаторной будки у речки до деревни и вдоль неё, и уходили, не солоно хлебавши. Да и как не уйти, когда при появлении любого постороннего человека в деревне все её жители выходили на улицу кто с чем и провожали «гостей» до околицы? При этом один или двое селян продолжали стоять на околице, провожая «дружелюбными» взглядами хайкеров (6), которые шли нога за ногу, подолгу стояли у трансформаторной будки и перекуривали.

Деревенька, где поселился Сакуров, находилась рядом с железной дорогой и её единственная улица (по-местному – порядок) коротко протянулась вдоль неё. За деревенскими огородами, дальними от железной дороги, были заболоченные пруды, и там же торчал единственный в округе холм, именуемый Красной горкой. С холма хорошо просматривалась речка Серапея. Эта Серапея потому так называлась, что вихляла по окрестному среднерусскому простору самым замысловатым образом. А вода её, озабоченная быстрым течением, поблёскивала на солнце змеиной «чешуёй» в тех местах, где узкое русло Серапеи не скрывали заросли плакучей ивы, тополя и американского клёна. Во времена Хрущёва Серапею хотели выпрямить и пустить по ней баржи с торфом, но ни черта путного из этого предприятия не вышло. Так же, как из затеи «переделать» заболоченный луг между речкой и Красной горкой в культурное пастбище. Поэтому теперь всякий, поднявшись на горку, мог любоваться причудливой линией речки в том виде, в каком её начертала природа чёрт знает сколько лет тому назад, кочками заливного луга, заболоченным каналом, покосившимися бетонными столбами с остатками колючей проволоки на ней, и проржавленными поливными трубами. Кое-где промеж бетонных столбов торчали куски обычных чугунных рельс, потому что в прежние времена чугуна «добывали» много, и он почти ничего не стоил. Сакуров, поднимаясь на горку осенью, видел эти рельсы. Он прикидывал использовать их в хозяйстве, но весной чугун подорожал, и куски рельс сгинули в одночасье. А Сакуров потом бродил по ещё подмёрзшей пойме и только разводил руками.

Пятнадцатого апреля Сакуров решил развернуть саженец. Думая о нём, он суеверно не называл саженец сакурой, потому что достаточно познакомился с местными нравами в среде, где надуть ближнего своего почиталось за особенную удаль. А уж впарить вместо культурной вишни дичок, выдернутый из лесопосадки, и того лучше. Не говоря уже об экзотической сакуре.

В общем, разворачивая саженец, Сакуров очень волновался. Он осторожно снял с верхних веток сырую мешковину и стал придирчиво осматривать хилую макушку.

- Вот, зараза! – неожиданно в сердцах воскликнул Константин Матвеевич (мать почему-то назвала его Матвеевичем) Сакуров, обнаруживая на саженце следы зубов зайца. - Мать твою… Мало тебе бывших колхозных садов, так ты сюда припёрся?