Герман Дейс - САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

- Абие усрящут бехом амо вем аз идеже внегда, - глубокомысленно поддержал тему старинной словесности Фома (50).

- Чё ты сказал? – не понял Сакуров.

- Я говорю, что не в презумпции невиновности надо искать истинных парадоксов дематериализации сущего бытия, но необходимо поставить во главу угла консенсус префицита ликвидационного фонда накопительной части планируемого бюджета.

- Всё, допился до консенсуса с белой горячкой, - пробормотал Константин Матвеевич.

- Чур нас! – по-человечески возразил Фома и впервые сам подошёл к «пациенту».

«Это ещё что за новости!?» - мысленно всполошился Сакуров. Он не видел, но слышал, как домовой вылез из своего угла и протопал к его кровати.

- Не извольте беспокоиться, - внушительно сказал подошедший и схватил то ли бодрствующего, то ли спящего, то ли бредящего в белогорячечном бреду бывшего морского штурмана поперёк туловища огромными лапами. В общем, лапал подошедший не больно, но лап у него оказалось больше двух, а это показалось Сакурову страшней всего.

«Да сплю я, сплю, - принялся уговаривать себя Константин Матвеевич. – И вижу очередной кошмар».

В это время невидимый домовой поднял Сакурова на воздух, и Сакуров поехал на выход из своей спальной комнаты. Одновременно он подумал о том, что ещё никогда ни в одном кошмаре ему не удавалось додуматься до того, что это всего лишь кошмар во сне, а не наяву, в самом его начале.

- Сон не есть забвение сознания, но есть его кривое отражение, коэффициент каковой кривизны конгруэнтен способности преломления мировосприятия на границе классического бодрствования и сумеречного сознания с помощью индивидуальных свойств всякого отдельно взятого индивидуума, - популярно сказал Фома, перебирая по туловищу Сакурова своими огромными мохнатыми многочисленными лапами, а затем добавил ещё популярней: - Ну, ты, ногами полегче, ладно? Чё дрыгаешься?

«Ещё бы мне не дрыгаться, - подумал Сакуров, - тащат куда-то…»

Потом он вспомнил, как дрыгался на его собственных плечах Мироныч, и перестал болтать ногами. Или ему это приснилось, что перестал. Но бояться Сакуров не перестал ни наяву, ни во сне. А если с ним таки случился белогорячечный бред, то и в нём он боялся ужасно. Во-первых, этих многочисленных лап. Во-вторых, стукнуться о косяк дверей на выходе сначала из спальной комнаты, затем о дверной косяк на выходе в сени и так далее. В-третьих, страшно было вообще.

На этом месте Сакуров задумался о природе страха вообще и страха перед привидениями в частности. Ему почему-то хотелось думать, что с ним случилась, всё-таки, не белая горячка, а это он просто увидел приведение. Которое так вольно с ним, Сакуровым, обращается, но никакого физического вреда, в общем-то, ему, Сакурову, ещё не причинило. Ну, разве что облапило и потащило чёрт те куда, хотя почти никакого прикосновения лап Сакуров не чувствовал.

«Точно, привидение, - утешал себя бывший морской штурман, - они ведь, заразы, бестелесные, поэтому я этих лап и не чувствую… почти… но почти, блин, не считается. Однако вот только лишь бы оно меня о притолоку не приложило...»

- Эх, темень! – отозвался домовой, которого бедный Сакуров пытался представить невинным привидением. – Какие притолоки? Мы давно ужо тама, где нетути никаких притолоков. Гляко-ся!

Домовой слегка встряхнул пассажира на своём условном плече, и Сакуров увидел чистый звёздный простор безграничного космоса в обыкновенной палитре чёрного и белого. При этом чернота космоса казалась блестящей, а белые пятна звёзд блеклыми и искрящимися не вокруг себя, а как бы вовнутрь. И ещё кругом чертили черноту замысловатыми зигзагами ядовито лимонного цвета многочисленные кометы с развевающимися хвостами и метеориты без хвостов. А тот, на котором «ехал» бывший морской штурман, оказался самым обыкновенным драконом из японской мифологии.

«А откуда ему ещё взяться, как не из японской мифологии? – прикидывал Сакуров, разглядев дракона под собой при свете чертящих космос хвостатых комет. – Во-первых, я наполовину японец, во-вторых, говорить он стал на каком-то подозрительном диалекте. Ну, и вообще… Однако куда мы прём?»

- На кудыкину гору, - возразил на подозрительном диалекте дракон и сделал крутой вираж, чтобы не зацепиться за очередную комету, - сиди, не трепыхайся…

- Как же, не трепыхайся, - возмутился Сакуров, - ты поворачивай поаккуратней, а то я чуть со спины не сверзился.

- Авось не сверзишься, - на том же диалекте утешил его дракон и испарился.