Герман Дейс - САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

Неизвестно, чем бы кончилась эта квасная история, но в это время на горизонте нарисовался интурист в вызывающих, по случаю тёплой погоды, шортах, и митингующие дружно переключились на интуриста. Сакурову стало скучно, и он побрёл в ближайшую забегаловку освежиться перед сеансом, а до его слуха ещё долго доносилось общее возмущение и отдельные выкрики насчёт того, что эти интуристы совсем обнаглели и стали позволять себе чёрт те что, разгуливая в центре приличного города в непотребных шортах.

- Да, были времена, - машинально пробормотал Константин Матвеевич и потянулся за своим стаканом.

- Что ты сказал? – спросил Жорка.

- Да так, - отмахнулся Сакуров и выпил. Он снова сморщился, почувствовал очередной рвотный спазм, зажевал его какой-то дрянью и задумался:

«Куда мы катимся? – мысленно спросил себя бывший морской штурман. – Ведь эдак, если мы будем питаться и наливаться всякими отходами евро-американского продовольственного производства, мы физически деградируем лет через двадцать. Что касается моральной деградации, то она уже налицо, потому что…»

- …Чем ниже у той или иной нации уровень культуры питания, - разорялся в это время Жорка, - тем ниже данная нация стоит на лестнице общественного развития…

- призывал бывший лётный штурман с помощью многострадального хокку.

- Братцы, миленькие, где мои трофейный плащ и каракулевая шуба? – канючил Мироныч.

Лёг спать Константин Матвеевич без чего-то десять. Кровать и темнота над ней ходили ходуном, в голове Сакурова творилась какая-то невообразимая каша, ноги болели, а Фома, подлец, хохотал из своего угла, как опереточный демон. Он принялся хохотать сразу же после того, как Константин Матвеевич, раздевшись и погасив свет, лёг в кровать. Да ещё кот, вернувшись из дальнего похода, выражал своё недовольство едой, принесённой хозяином с банкета.

- Брысь! – сказал коту Константин Матвеевич, и кот обиженно заткнулся.

- О-хо-хо! – продолжал хохотать Фома.

- Эк тебя, - прокряхтел Сакуров. – Сотри, злыдней не распугай…

- Сам ты злыдень! – радостно воскликнул Фома.

- Пошёл ты в жопу, - послал домового Константин Матвеевич.

- Никак нельзя, - резко посерьёзнел Фома, - иттить надоть.

- А куды это надоть? – передразнил Фому Сакуров.

- А к Сакуре, чтоб ей ни дна, ни покрышки, - сообщил домовой.

- Ага. Сегодня, значит, ты помнишь, куда мы с тобой по ночам шастаем…

- Завсегда помнил, - возразил Фома.

- А про дух первозданный тоже завсегда?

- И про дух. Однако одно дело помнить, а другое – запамятовать, поелику память сиречь штука эфемерная и посему ненадёжная. Тоись, непредсказуемая, каковая непредсказуемость является причиной периодической амнезии по поводу вещей таких очевидных, как маршрут следования к известному объекту и принадлежность нефизиологической субстанции контактного объекта к категории «первозданный».

- Ну, ты и козёл, - лениво ругнулся Константин Матвеевич. Его постепенно переставало штормить, каша в голове уже не убегала через края гипоталамуса, а ноги, расслабленно вытянутые на кровати, стали наливаться ватной анестезией предстоящего сна. Если, конечно, сон уже не наступил.

- Сам ты! – огрызнулся Фома. – Вот послали к ироду…

- Это куда это тебя послали? – насмешливо возразил Сакуров. – Ты же домовой. Сидел себе в пустой избе и ждал, когда в ней поселится хоть какая-нибудь собака. Дождался и ну сказки рассказывать про какие-то столпы и какой-то первозданный дух... Пошёл, в общем, в жопу. Надоел…

Говоря так, Константин Матвеевич сильно лукавил, потому что его давно забрал интерес и про именованную какой-то (или каким-то Сакурой) цель его ночных странствий, и про взаимосвязь качества его духа, заявленного Фомой, с вышеупомянутой целью.

- И даже сидючи с неводом в тихой заводи, можно с уверенностью ожидать в ней нужного улова, поелику всякой рыбе уготована её собственная участь не вздорным течением, а провидением, управляющим всей системой рек и заводей.

- Каналов, акведуков и прочих ирригационных сооружений, - подсказал Сауров и добавил: - Поелику в них тоже водится всякая рыба, лягушки и головастики, каковым тварям также уготована их собственная участь, дондеже данная тварь находится под патронажем не вздорного течения, а вышеупомянутого провидения…

Константин Матвеевич мало что смыслил в церковно-славянских выражениях и про дондеже брякнул наудачу.