Плотин - Эннеады

13. Откуда же, спрашивается, происходит протяженность во всем нашем чувственном мире, не исключая и существ, наделенных жизнью, если правда, что мир жизни чужд протяжения? Верить этой правде мешает нам ощущение, которое действительно показывает нам жизнь всегда то здесь, то там, между тем как разум говорит нам, что если мы видим таким образом /в сфере пространства/ жизнь, то это вовсе не потому, что сам мир жизни находится здесь или там, а только потому, что все протяженное участвует в нем непротяженном. Ведь когда что-либо участвует в другом, то оно участвует не в том же, что оно само, а иначе оно, строго говоря, ни в чем бы не участвовало и оставалось бы тем же, чем оно есть. Это значит, что если тело участвует в другом, то это другое должно иметь не телесную природу, которой тело и без того обладает, а совсем иную. Тело не может участвовать в телесном, точно также как величина не может участвовать в величине: ведь, если даже согласиться, что величина способна увеличиваться, то и от этого она не делается способной участвовать в величине, ибо двух-локтевый предмет не может быть трехлоктевым, а только он может иметь сперва одну величину, потом другую, а то иначе число два могло бы превратиться в число три. Итак, если то, в чем участвует протяженное и разделенное должно быть иным, должно иметь совсем иную природу, то ясно что само оно есть непротяженное и неделимое и чуждое всякого вида /пространственной/ величины. А это опять значит, что оно, присутствуя везде и во всем, присутствует как одно нераздельное целое. Оно есть неделимо вовсе не по причине своей крайней малости, ибо в таком разе оно все-таки было бы делимым, а кроме того не хватало бы на всю вселенную и не могло бы распространиться на всю массу тела по мере ее увеличения. Оно и не в том смысле есть неделимое, в каком признается неделимой /математически/ точка, потому что масса тела /каково бы оно не было/, никогда не есть точка, а бесконечное множество точек, и тогда выходило бы, что бытие, представляемое как точка, состоя из бесконечного множества точек, не есть, непрерывное, сложное и не может быть адекватным все вселенной. Итак, если вся без остатка телесная масса должна обладать и обладает тем бытием, которое вездесущее, то она обладает им, как единым целым, во всех частях, их которых она состоит.

14. Но если так, если одна и та же душа оживляет каждое живое существо, то каким образом каждое из них имеет свою собственную душу? Потом, как это и отчего одна душа бывает добрая, другая злая? - Конечно, душа /мировая/ сообщает жизнь каждому живому существу и содержит в себе все души и всех духов; она есть бытие единое и вместе бесконечное, она есть сразу и имеет все /живое/; в ней каждое живое существо, будучи от нее отличным, не имеет однако отдельного от нее существования, ибо иначе как она могла бы быть бесконечной? Она содержит в себе все вместе - все жизни, все души, всех духов, но так, что они не отделяются друг от друга границами и очертаниями и вследствие этого представляют одно целое единство. Она обладает жизнью не единичной /в себе замыкающейся/, а бесконечной и вместе единой - единой в том смысле, что она объемлет собой все жизни, которые однако, не смешиваются в ней в одно неразличное единство, хотя истекши из нее, остаются там же, откуда истекли; впрочем правильнее сказать, что они даже не истекали из нее, а всегда в ней пребывают, ибо она не подвержена процессу бывания, рождения, разделения; кажется она разделенной лишь в том, что ее воспринимает, между тем как в ней все от вечности остается одним и тем же; /не она к рождающемуся, а/ все рождающееся к ней приближается, с ней соединяется и ей подчиняется. Но, мы-то, что такое мы сами? Составляем ли мы саму душу /мировую/, или представляем собой лишь то, что приближается к ней и происходит во времени /т.е.тела/? Конечно, нет: прежде, чем последовало это происхождение /телесного/, мы существовали там: одни из нас как человеки, другие как боги, т.е., как чистые души и разумные духи в лоне чистого всеобъемлющего бытия, мы составляли из себя части самого сверхчувственного мира - но части не выделенные, не объемлемые, слитые в одно с единым целым. Впрочем даже теперь мы не совсем отделены от этого сверхчувственного мира, только теперь в нас к прежнему /чисто-духовному/ человеку присоединился другой, желающий быть иным, чем тот /чувственный, плотский/; так как мы /как духи/ не вне вселенной /а везде непосредственно близки к ней/, то этот иной человек, легко найдя нас, присоединяется к тому сверхчувственному человеку, которым некогда был каждый из нас, подобно тому, как не смотря на то, что звук один и слово одно, кто бы и с какой бы стороны не направил на него ухо свое, воспринимает его и слышит и имеет в слухе своем актуально то, что на него действует. Таким-то образом каждый из нас, ставши двойственным человеком, уже не бывает тем одним, которым прежде был, но за то часто бывает тем другим, который к тому первому присоединился - и это всякий раз, когда это первый в нас бывает недеятелен и как бы отсутствует.