Эмиль Бутру - Наука и религия в современной философии

К этому новому возрождению античного натурализма, ставившего инстинкт выше размышления, примыкает та моральная революция, главным застрельщиком которой был Руссо.

Энтузиазм, возбужденный его «Discours», вышедшим в свет в 1750 году, показывает, в какой степени те идеи, которые он там защищает, носились в воздухе. Не столько в философских книгах и размышлениях, сколько в своей внутренней жизни, в своем характере, в своем гении почерпнул Руссо основное убеждение, бывшее для него столь же очевидным, как любая опытная истина. Убеждение это сводилось к тому, что чувство есть самостоятельное и абсолютное начало, что оно никоим образом не зависит от интеллектуального познания, а наоборот господствует над этим последним, так что наши идеи в огромном большинстве случаев являются лишь логическими конструкциями, романами, изобретенными post factum, для того чтобы объяснить и оправдать наши чувства. Став на эту точку зрения, Руссо утверждал, что все, называвшееся до сих пор прогрессом и цивилизацией. было в действительности лишь порчей нравов и ошибкой, ибо принципом этой цивилизации, в противоположность естественному порядку вещей, являлось преобладание разума над чувством, искусственного над самопроизвольным, науки над нравами. Руководимое первоначально природой, инстинктом, принципом жизни, человечество впоследствии согрешило, вкусив плод от древа горделивого познания, от древа науки, вообразившей себя самодержавной. Отныне оно обречено на гибель, если только не раскается и не вступит снова на путь природы. Восстановить во всех областях приоритет чувства, интуиции, непосредственного восприятия, и сообразовать с этим принципом пользование интеллектом, — вот спасение, вот средство осуществить на земле порядок вещей, настолько же превосходящий первоначальный рай, насколько человек, существо разумное, превосходит тупое и ограниченное животное.

Религиозные идеи Руссо представляют из себя приложение этих принципов.

Нет нужды, что он защищает почти те же самые догматы, как и деисты, и что с внешней стороны его естественная религия почти ничем не отличается от религии философов. Новым и существенным является тот источник, который он указывает для своих идей, тот способ, каким он в них верует и их исповедует. Для него это — не доктрины, которые доказываются рассуждениями, а самопроизвольные эманации его личной души. Я не хочу приводить вам доказательств, говорит савойский викарий, излагающий веру Руссо, я не буду даже пытаться вас убедить; я только изложу вам то, что я думаю в простоте моего сердца. Обращайтесь к вашему сердцу в течение моего рассказа, — вот все, чего я от вас требую. Нам говорят, что совесть есть дело предрассудков; однако я знаю по собственному опыту, что она упорно стремится следовать порядку, начертанному природой, вопреки всем человеческим законам.

Итак, религия порождается сердцем, чувством, совестью, природой, как первоначальным и самостоятельным источником. Она имеет своей задачей удовлетворение потребностей сердца, освобождение, упорядочение, облагорожение нашей моральной жизни; все, что лежит вне этого принципа и этой цели, не только излишне, но и вредно.

Защитить эти идеи с полной ясностью и определенностью, резко отметив их противоположность господствующим убеждениям, — уже одно это было бы важным делом. Но если дело это превратилось в целую революцию, то главным образом, благодаря тому энтузиазму, с которым оно осуществлялось, и который нашел себе яркое воплощение в языке Руссо. Его сочинение представляли из себя истинное воплощение его доктрины: это была сама природа с ее непреоборимым порывом; это была стихия, жизнь, страсть, вера, активная сила, ворвавшаяся в литературу, где царил разум, с тем, чтобы подчинить своим целям логику, идеи, факты, рассуждения, все орудия интеллектуальной культуры.

Из такого понимание религии вытекали два важных последствия.

Раз религия сведена к чувству, как началу существенно отличному от познания, абсолютному и первичному, у ней уже не может быть никакой тяжбы с наукой. Наука и религия говорят отныне совершенно различными языками: они могут развиваться беспредельно, никогда не рискуя столкнуться между собой.

С другой стороны, чувство должно совершенно иначе относиться к положительным религиям, чем разум. Разум стремится засушить религию, очистить ее от всего того, что опирается исключительно на воображение и чувство, свести ее к небольшому количеству идей, которые можно методически оправдать, исходя из наиболее достоверных результатов научного и философского исследования. Отсюда. деизм, этот тощий суррогат религий во вкусе философов рационалистов.