Александр Секацкий - Онтология лжи

Фрейду, как мы видели, удавалось подменить воспоминания — его провокации подмен были эпифеноменом психоаналитической практики (специальных экспериментов великий душеиспытатель не ставил). Однако среди многообразных жизненных ситуаций также встречаются провокации подмен.

Достаточно известен, например, розыгрыш человека, проснувшегося наутро после пьяной вечеринки, о которой он с некоторого момента «ничего не помнит». С тихим ужасом выслушивает он воспоминания, которые ему предстоит теперь спроецировать в автобиографию. Именно этот тихий ужах: и провоцирует собеседников на розыгрыш, который обычно не планируется специально. «Да, хорош же ты был вчера...» — начинает кто-нибудь и далее следует пересказ действительных событий вперемежку с импровизациями. Здесь возможны самые невероятные подмены. Едва пришедшему в себя человеку удается вменить в вину практически все: разбитое окно, оскорбление лучшего друга, нелепое поведение с любимой девушкой.

— Не знаю, как ты будешь разговаривать с Ларисой после того, что было.

— А что такое? Разве что-то было? Ничего не помню.

— Ну, а клятва, обещания при всех... на балкон вы все время ходили. Она еще пыталась научить тебя вальс танцевать. Не помнишь, что ли?

— Нет... кажется... хотя...

Но интереснее всего, конечно, не конкретные подложные напоминания, а вынужденное присвоение их разыгрываемым человеком. Бедняга краснеет, «припоминая» очередное подложное воспоминание, «проясняя его в своем сознании», находя неожиданные подтверждающие детали (если в розыгрыше участвуют несколько человек, то эффект истинности подложного становится особенно высоким). В таких ситуациях проницаемость психологических структур для лжи ощущается с особой силой. Произвольно скомпонованные участки вводимой программы буквально вживляются внутрь субъекта и подлежат интериоризации — так проговаривание интериоризируется ребенком во внутреннюю речь, в валюту мышления (Пиаже, Выготский).

Припомнить выдуманное оказывается так же легко (или так же трудно), как и припомнить действительно имевшее место. А ведь именно такое припоминание и создает биографический континуум, являющийся важнейшим компонентом самотождественности личности. Экспериментальная подделка воспоминаний Другого кажется каким-то казусом, но попробуем задуматься о родственном феномене, относящемся к области литературы. Вспомним, например, странное чувство узнавания, испытываемое при чтении Пруста, единственная цель которого — кропотливая реставрация абсолютно уникальных личностных переживаний, воспроизведение сугубой единичности деталей, конституирующих утраченное время.

Что мы надеемся найти и находим в прустовских оттенках и неповторимостях? Конечно же, фрагменты своего собственного биографического континуума. И как раз там, где у Пруста возникает полная иллюзия возвращенного времени (на утреннем пляже Бальбека или в приступе таинственного недомогания Марселя), — там-то мы и хватаемся за сердце: попал, поймал, так оно и было! Среди воспоминаний узнаются и принимаются на веру те, что отличаются наивысшей внутренней точностью и красотой текста — как раз за это они и наделяются притяжательным местоимением первого лица.

Человек склонен считать, что если воспоминания о нем принадлежат ему самому, то они наиболее отчетливы и достоверны («естественная» презумпция). Это — конструктивная биографическая иллюзия, видоизменяющая действительность: ведь в качестве собственных воспоминаний о себе человек отбирает наиболее ясные и отчетливые из числа предложенных. Воспоминания сначала обнаруживаются, фиксируются как достоверные, а затем уже им присваивается местоимение «мои». [83] Другое дело, что для придания воспоминаниям достоверности должны учитываться архетипы или, скажем, общая архитектоника «этого сознания».

Экзотический путь прямой подмены воспоминаний в рамках косвенной подмены (искусства) оказывается всеобщим приемом. Благодаря эффектам deja vue и deja ete становится ясно, что границы самотождественности личности, как раздвижные стены японского домика, свободно перемещаемы.

Монтаж надежных противообмаиных устройств на этих участках, в сущности, никогда не требовался, поскольку здесь пролегали в основном нехоженые тропы. Но положение может измениться в будущем с развитием экспериментальной фальсификации воспоминаний: ведь программирование, осуществляемое в обход иммунных барьеров (т. е. противообмаиных устройств, установленных на проторенных путях фальсификации), через прямое вживление фрагментов программы как воспоминаний, т. е. деталей автобиографии, открывает уникальные возможности доступа к «личностному шифру» человека, к клавиатуре флейты, о которой говорил Гамлет...