Фридрих Ницше - Сумерки идолов. Ecce Homo (сборник)

евангелие смиренных ( фр.).

злословие ( фр.).

распутник… распутство ( фр.).

Очевидно, что и в этой характеристике Ницше использовал «Дневники» Гонкуров. Ср.: «Легкое касание — в этом шарм и убожество болтовни Сент-Бёва. Никаких высоких идей, никаких значительных выражений, ничего от тех образов, которые штрихом слагают фигуру. Все отточено, мелочно, колко, настоящий дождь мелких фраз, действующих со временем как расческа путем наслоений и нагромождений. Искусный, остроумный, но скудный разговор, где скопились грация, эпиграмма, благовоспитанное мурлыканье, когти и бархатные лапки. В сущности разговор, не имеющий ничего от разговора настоящего самца» (Journal des Goncourts. T. 2. P. 66). «…В этих нескольких словах, выбрызнутых из самого тайного и самого искреннего пласта его души, можно почувствовать в Сент-Бёве революционера-холостяка, и он почти с головы до ног кажется нам неким нивелировщиком на манер Конвента, человеком, не упускающим случая проколоть общество XIX в. выпадами ненависти а la Руссо, того Жан Жака, с которым он немного схож: физиологически» (ibid., р. 103). Выделенные места принадлежат Ницше и сохранились в его экземпляре.

Точнее: «De imitationе Christi», «О подражании Христу» — книга немецкого мистика Фомы Кемпийского (ок. 1380–1471).

письма путешественника ( фр.). Книга Жорж Санд (1837).

Еще одна параллель из «Дневников» Гонкуров — сообщение Теофиля Готье: «Вы знаете, что с ней наконец стряслось. Нечто чудовищное! Однажды она дописала роман в час ночи… и той же ночью взялась за другой… Писание у г-жи Санд — это естественное отправление» (Journal des Goncourts. Т. 2. P. 146).

Мнение Ренана все в тех же «Дневниках» Гонкуров: «…г-жу Санд я нахожу гораздо более правдивой, чем Бальзака… У нее страсти обобщены… через триста лет читать будут г-жу Санд» (ibid., p. 112).

остаток ( лат.).

свойство ( лат.).

Я следую самому себе (исп.).

как если бы дело удалось. «Пусть не хватает сил, но само сладострастие заслуживает похвалы» (лат.). Шутливая парафраза стиха Овидия: «Ut desint vires, tamеn est laudanda voluntas» (Epist. ex Ponto III 4, 79); у Ницше вместо «желания» (voluntas) «сладострастие» (voluptas).

Заключительные строки (разумеется, с видами на другую «Империю») лютеровского хорала: «Ein fеste Burg ist unser Gott»: «Laß fahren dahin… das Reich muß uns doch bleiben».

Ср. Платон. Пир 206b — d.

Ср. Платон. Федр 249с — 256e.

интеллектуальная любовь к Богу ( лат. ).

Слова Тамино из «Волшебной флейты» Моцарта.

или дети, или книги ( лат.).

я погляжу на себя, я прочту себя, я восхищусь собою, и я скажу: Возможно ли, чтобы я была так умна ( фр . — см.: Correspondаnce inédite de l’ abbé F. Galiani. T. 1. P. 11).

Ср. Фауст, I, 1179–1185.

Ср. Плутарх. Цезарь 17.

в чистом беспримесном виде ( фр.).

Имеется в виду И. В. Видман, автор статьи «Опасная книга Ницше» (см. преамбулу в примеч. 23 к соч. «Ecce Homo»).

Пародия на первую строку стихотворения Макса фон Шенкендорфа «Freiheit». «Freiheit, die ich meine» (свобода, которую я разумею).

Открытие Достоевского падает на начало 1887 г. Вот что писал Ницше Овербеку 23 февраля 1887 г.: «Еще несколько недель назад я не знал даже имени Достоевского — необразованный человек, не читающий «газет»! При случайном посещении книжной лавки мне бросилась в глаза только что переведенная на французский книга l’ esprit souterrain («Записки из подполья». — К. С. ) — столь же случайно было это со мной, в возрасте 21 года с Шопенгауэром и в 35 лет со Стендалем! Инстинкт родства (или как его еще назвать?) среагировал моментально, радость моя была чрезвычайной: мне пришлось бы вернуться к моему знакомству с Rouge et Noir («Красное и черное». — К. С.) Стендаля, чтобы вызвать в памяти одинаковую радость (это две новеллы, первая в сущности некое подобие музыки, очень чуждой, очень не-немецкой музыки; вторая — гениальный фокус психологии, самонасмешка (γνώυι σαυτόν — познай себя)» (Br. 8, 27–28). Тема «Достоевский и Ницше» еще с работ Мережковского и Шeстова прочно вписана в тематический план ницшеведения; отмечены поразительные (до буквального совпадения) параллели у обоих писателей. Впечатление нередко таково, что в последних произведениях Ницше философствуют разные герои Достоевского, от Раскольникова до Ставрогина, герои, спасшие в одном случае своего творца, который освобождался в них от собственной болезни через благодатное самоотчуждение романной техники, и погубившие в другом случае немецкого автора, в лице которого они преступили на сей раз романное пространство и вторглись в реальное, отождествив себя с Творцом и подчинив его трагически однозначному исходу своих судеб!