Вадим Розин - Эзотерический мир. Семантика сакрального текста

В отличие от Шри Ауробиндо Кришнамурти понимает, что полный уход человека в высшие реальности — это разрыв с жизнью. Поэтому он считает, что жизнь в высших реальностях и обычном мире должна переплетаться, взаимно оплодотворять друг друга. Хотя, конечно, бывают моменты раздельного бытования человека в этих мирах — или только в мире высших реальностей (когда приходит Благословение, Необъятность, Бесконечное и т. п.), или только в мире обыкновенном. Важно, что в процессе медитации события и ситуации, относящиеся к высшим реальностям (в силу предельной активности и сенситивности мозга, а также изолированности его от обычных впечатлений), воспринимаются сознанием абсолютно чувственно, вещно. Это мир, в котором нельзя усомниться; реальность, не вызывающая никаких подозрений. Поэтому Кришнамурти неоднократно подчеркивает, что приходящая к нему Реальность (Благословение, Непорочность, Необъятность и т. п.) — не иллюзия, а настоящий мир. В общем, это та же аргументация, что и у Штейнера, только Кришнамурти никогда особенно не убеждает, он просто описывает свои ощущения, делится с читателями своими мыслями.

Тем не менее нельзя закрывать глаза на слабость такой аргументации; к тому же сам Кришнамурти в других местах своего учения опровергает подобные утверждения о реальности, выступая фактически против самого себя. Например, отвечая одному из сторонников Веданты, апеллирующему к очевидности Брахмана, Кришнамурти говорит:

«Итак, отбросив все это в сторону, подойдем к основному тезису о Брахмане, из которого вы исходите. Несомненно, само утверждение этого тезиса есть теория, созданная богатым умом — будь то Шанкара или современный ученый-теолог. Вы можете проверить эту теорию на опыте и сказать, что она правильная, но совершенно так же будет уверять и человек, воспитанный католицизмом или имевший видение Христа. Такие видения, конечно, являются проекциями его собственной обусловленности; а у людей, воспитанных в традициях Кришны, будут переживания и видения, связанные с их верованиями. Следовательно, в данном случае опыт не есть доказательство. То, что люди отождествляют видения с Кришной или Христом, есть результат обусловленного знания; это видение совсем не реальность, а воображаемый образ, миф; оно совершенно несостоятельно, хотя приобрело силу благодаря «опыту»».

Итак, Реальность пришла к человеку. Присмотримся к ней поближе, она кого-то напоминает. В «Дневниках» Кришнамурти описания Реальности встречаются на каждом шагу.

«Когда шел мимо этих фиолетовых голых скалистых гор, внезапно возникло ощущение благостного одиночества. Полнейшего одиночества. Одиночество было повсюду; в нем было огромное, не имеющее границ богатство; в нем была та красота, которая за пределами мысли и чувства. Оно не было неподвижным, оно было живым, двигающимся, заполняющим каждую скалу, каждый угол. Высокая скалистая вершина горы пламенела в лучах заходящего солнца, и этот свет и краски заполняли небо одиночеством…

Проснулся среди ночи с ощущением огромной неизмеримой силы. Эта сила не была создана волей или желанием; это была та сила, которая существует в реке, в горе, в дереве. Это та сила, которая появляется в человеке, когда полностью прекратились все формы воли и желаний. Эта сила не представляет для человеческого существа конкретной ценности, она не приносит пользы, но без нее не существует ни человек, ни дерево…

Этим утром проснулся с живым чувством радости; это произошло в тот самый момент, когда проснулся, это не было чем-то из прошлого. Все произошло именно в это мгновение: появление экстаза «вне меня». Он не исходил из себя; он пронизывал всю систему, проходя потоком через организм с большой энергией и силой. Мозг в этом не участвовал, но только регистрировал и не как воспоминание, по как действительный факт, происходящий в данный момент. Казалось, что за этим экстазом таится огромная сила и жизнеутверждение; это не было сентиментальностью, чувством или эмоцией, но чем-то мощным и реальным, как поток, мчащийся по склону горы…

… Комната заполнилась этим благословением. То, что произошло дальше, почти невозможно описать словами; слова — нечто мертвое, с точным значением, а то, что произошло, — за пределами слов и описаний. Это был центр всего созданного; это была очищающая строгость, смывающая с мозга все мысли и чувства; эта строгость была, как молния, которая разрушает и сжигает; глубина, которую нельзя измерить; это было неизмеримое, непроницаемое, нечто цельное, как свет или небеса. Оно было в глазах, в дыхании. Глаза, которые видели, которые могли видеть, которые смотрели, — были совсем иными, чем орган зрения, и все-таки это были те же глаза. Было только видение; глаза, видевшие за пределами времени-пространства. Нерушимая торжественность и мир были сутью всякого движения и действия. Добродетель не могла к нему прикоснуться, ибо оно было за пределами добродетели и человеческих оценок. Была любовь, могущая легко погибнуть, нежность чего-то нового, уязвимого, незащищенного от разрушения, и все же за пределами всего этого. Оно пребывало здесь, непроницаемое, безымянное, неизвестное. Никакая мысль не могла бы в него проникнуть; ни одно действие не могло бы к нему прикоснуться. Оно было «чисто», нетронуто и смертельно прекрасно.